Читать книгу "Самые яркие речи - Федор Никифорович Плевако"

были написаны векселя на Махалина на 79 тысяч и на 26 тысяч рублей – ложно. Оно писано, очевидно, еще тогда, когда она думала поддерживать объяснение, что векселя были ей вручены готовыми на имя Махалина. А раз она созналась, что ей привезены бланки, то подобного письма М. Солодовников ей писать не мог. Затем, если бы 18 декабря он ей написал на 79 тысяч и на 26 тысяч рублей, то отчего 27 декабря он привез ей лишь на 79 тысяч рублей, а 26 тысяч с добавлением еще 16 тысяч лишь на другой день? Ложными являются и все письма, где Солодовников ей пишет, что векселя на имя Махалина он написал (их прочтено было несколько в виде писем и удостоверений). Если она сама созналась, что векселей он не писал, то отсюда ясно, что этот ряд писем составлен ею в тот период мысли, когда она думала доказывать, что векселя Солодовников привез ей готовыми.

Есть ряд удостоверений (адвокат изложил их вкратце), где Солодовников утверждает, что он по векселям получил деньги с Махалина сполна. Теперь игуменья и Махалин сознают, что Солодовников денег не получал. Очевидно, что этот ряд удостоверений относится к тому периоду мысли игуменьи, когда она предполагала, что спор ограничится гражданским процессом о безденежности.

Удостоверение, что векселя Махалина не фирмские и с ними не должны быть смешиваемы, не могло выйти от Солодовникова. Ему, главе своего торгового дома, лучше всех было известно, что на фирму нет векселей. Ясно, что это удостоверение писал тот, кто боялся спора с этой стороны, но книг торгового дома не знал. Солодовников не мог написать подобного бессмысленного удостоверения. Наконец, количество удостоверений (на 640 тысяч рублей) не совпадало с цифрой векселей. Есть удостоверения (например, Башиловское), данные не только раньше составления векселей, но раньше выдачи бланков. Оно помечено 30 декабря. Между тем векселя, кроме 200 тысяч рублей, на которые уже имеются удостоверения 27, 28 и 29 декабря, даны лишь, по словам игуменьи, 3 января следующего года.

Кроме удостоверений, игуменья дала следствию груды писем по тем же предметам. Глядя на них, изумляешься, неужели у Солодовникова, заплатившего 250 тысяч рублей за хлопоты о своей свободе, боявшегося ареста, вдруг с 27 декабря по 6 января нет другого дела, кроме того, что возить к игуменье векселя да по два раза с ней о том в один и тот же день переписываться? Особенно интересно письмо от 5 января 1871 года. Оно надписано: «Секретно. 5 января рокового для меня 1871 года».

Прочитав его, адвокат продолжал: 5 января – начало года. В это время Солодовников еще не был арестован. Он еще не знал, что если его арестует следователь, то удержит ли эту меру суд. Ему было еще неизвестно, предадут ли его суду, будет ли он жив или мертв. Поэтому вперед обзывать этот год роковым он не мог. Только тот, кто знал, когда писал это письмо, что 7 января Солодовникова арестовали, что этот арест продолжался до 3 октября, что в это время Солодовникова предали суду, что в этот год он помер, мог заклеймить этот год именем рокового. 5 января Солодовников, не будучи пророком, не мог всего этого знать; представившая это письмо к делу в 1873 году игуменья знала все события 1871 года в жизни Солодовникова и могла обозвать этот год роковым.

Смелость подлогов игуменьи – кажущаяся, внешняя. В самом же деле это грубый и далеко не умный подлог. С механической стороны он легко обнаружен экспертизой; с внутренней, с точки зрения содержания, он сам себя выдает с головой.

Вы видите, что женщина решилась на подлог в 200 тысяч рублей. О нем заговорили. Она огласила сумму векселей, но их подделка кидалась в глаза. Тогда она вздумала пустить новую серию векселей, высшего сорта, вразрез с собственным заявлением о 200 тысячах рублей. Но векселя были слабы; и вот она начинает закреплять их удостоверениями. Пришла ей мысль, что будут оспаривать денежность; она составила удостоверения по этому поводу. Могут возразить торговыми книгами; она их противополагает фирмским документам. Но червь сомнения ее душит, никакие удостоверения саму ее не могут убедить в подлинности ей известного подлога, и она, громоздя удостоверение на удостоверение, создала кучу противоречивых бумаг. Но всего этого мало. Она пишет расписки, вписывает их между строками в старые монастырские книги, в чем здесь наивно сознается, заменяет одну расписку другой, заканчивает дело подлогом в 580 тысяч рублей распиской, о которой в начале 1872 года, когда она переговаривалась с наследниками Солодовникова, не упомянула и с которой копии не прислала (потому что ее в это время еще и составлено не было).

Господа присяжные заседатели! Вместе с игуменьей Владычного Серпуховского монастыря Митрофанией, в миру баронессой Розен, по настоящему делу предан суду временно-серпуховской 2-й гильдии купец Алексей Платонович Махалин, защиту которого я принял на себя. Эти два лица, столь различные между собой по происхождению, общественному положению и деятельности, в настоящее время одинаково ждут вашего приговора. Несмотря на такую разницу между ними, по мнению представителей обвинения, их соединила вместе одна и та же злая цель, во имя которой они совершают ряд преступлений. Если верить словам обвинения, то по настоящему делу мы видим пред собою такую массу подлогов и обманов, что самое смелое воображение отказывается верить подобной дерзости преступления: нам считают подложные документы десятками, нам говорят о сотнях тысяч рублей, приобретенных путем обмана и подлогов. И среди такой обстановки нам указывают на робкую, лишенную всякой энергии и самостоятельности личность купца Махалина, которого называют соучастником игуменьи Митрофании в том длинном ряде преступлений, которые ей приписываются. Происходившее перед вами, гг. присяжные, судебное следствие дало достаточный материал для определения значения и деятельности каждого из лиц, участвующих в настоящем процессе. Вы помните, что имя подсудимого Махалина упоминается по двум делам: Медынцевой и Солодовникова; но вы, вероятно, не забыли также и те обстоятельства, при которых имя это упоминается: Махалин провожает Медынцеву, Махалин берет билеты на железной дороге, Махалин отвозит приглашения, Махалин по приказу пишет векселя, Махалин по приказу ставит бланки на векселях и т. п., – одним словом, если брать мерилом для оценки человеческой деятельности не одно только безмолвное, покорное исполнение чужих приказаний, то, как видите, Махалину вместе с другим подсудимым, Красных, в настоящем процессе должен быть отведен едва ли не самый скромный уголок.

Начало знакомства Махалина с игуменьей Митрофанией было чисто случайное. В 1869 году он берет в аренду у Серпуховского монастыря принадлежащий монастырю мыловаренный завод, и с этих-то пор начинаются отношения его к игуменье Митрофании, которая вовлекла его незаметно в тот род деятельности, в