Читать книгу "Мэри Поппинс - Памела Линдон Трэверс"

Так вот, этот Эдуард вёл такую роскошную жизнь, что вы могли подумать, будто он — Шах Персидский инкогнито. Он спал на шёлковой подушке в комнате мисс Ларк; он два раза в неделю ездил на машине к парикмахеру — мыться шампунем; к обеду, завтраку и ужину ему подавали сливки, а иногда — устриц; и у него было четыре пальто, в полоску и в клеточку, и все разных цветов! Словом, в будни у него было полным-полно таких вещей, которые у простых смертных бывают только в день рождения; а когда у Эдуарда был день рождения, на его праздничный пирог ставили по две свечи за каждый прожитый им год вместо одной, как делают обычно.

Результат всего этого был тот, что Эдуарда терпеть не могли во всей округе. Все соседи покатывались со смеху, когда Эдуард в своём шикарном пальто проезжал мимо них на заднем сиденье машины мисс Ларк, направляясь к парикмахеру, укрытый меховой попонкой.

А в тот день, когда мисс Ларк купила ему две пары кожаных ботиночек, чтобы он мог гулять по парку в сырую погоду, весь переулок высыпал к ограде — посмотреть на Эдуарда и похихикать в кулачок.

— Фу! — сказал как-то раз Майкл, когда они с Джейн наблюдали за Эдуардом сквозь изгородь, отделявшую Дом Номер Семнадцать от соседнего дома. — Фу! Он просто никтожество!

— Откуда ты знаешь? — спросила Джейн, очень заинтересованная.

— Я знаю, потому что папа так его назвал сегодня утром.

— Он вовсе не ничтожество! — сказала Мэри Поппинс. — И точка!

И Мэри Поппинс была права. Эдуард вовсе не был ничтожеством, как вы очень скоро увидите.

Не нужно думать, что он не уважал мисс Ларк. Он её уважал. Он даже по-своему любил её. Разве мог он плохо относиться к той, которая была так добра к нему всю жизнь — с тех пор, когда он был ещё щеночком, — даже если она и целовала его слишком уж часто. Но не было никакого сомнения в том, что жизнь, которую вёл Эдуард, надоела ему хуже горькой редьки. Он с радостью отдал бы половину своего состояния — если бы оно у него было — за честный кусок простого сырого мяса вместо куриной грудки или омлета со спаржей, которыми его обычно потчевали.

Потому что в глубине своей собачьей души Эдуард мечтал стать дворняжкой — обыкновенной дворняжкой. Когда он проходил мимо своей родословной (висевшей на почётном месте в гостиной мисс Ларк), его бросало в дрожь. От стыда. Сколько раз он мечтал о том, чтобы у него не было ни отца, ни дедушки, ни прадедушки и мисс Ларк не могла поднимать из-за них столько шуму!

Недаром он и дружил только с одними дворняжками. Едва ему удавалось вырваться, он мчался к калитке и сидел там, поджидая какую-нибудь дворнягу, с которой он мог бы потолковать о жизни — о нормальной собачьей жизни. Но как только мисс Ларк замечала это, она непременно поднимала крик:

— Эди! Эди, домой, маленький! Не подходи к этим ужасным уличным собакам!

Увы, Эдуарду приходилось идти домой, потому что иначе мисс Ларк не постеснялась бы понести его домой и тем самым опозорить навеки. И несчастный пёсик краснел и мчался опрометью по лестнице, чтобы друзья не слышали, как она называет его Золотком, Радостью, Сахарочком.

Самый закадычный друг Эдуарда был не просто дворнягой — он был Притчей во Языцех. Он был наполовину эрделем, наполовину легавой, причём обе половины были худшие. Где бы на улице ни происходила драка, он непременно оказывался в самой гуще; он постоянно имел неприятности с почтальоном и полисменом; и больше всего на свете он любил рыться в помойках и сточных канавах. Словом, это была действительно Притча во Языцех всего переулка, и многие вслух выражали свою радость, что он — не их собака…

Но Эдуард любил его и постоянно с нетерпением ждал встречи со своим другом. По большей части им, правда, удавалось лишь на ходу обнюхаться в парке, но иногда, если им везло (что бывало очень-очень редко), они вели длинные беседы через забор. Тогда-то Эдуард узнавал от своего друга все городские новости и сплетни, причём грубый смех дворняги явно говорил о том, что она не очень стесняется…

И тут вдруг приятную беседу прерывал визгливый голос мисс Ларк, звавшей Эдуарда из окна; гость, показав ей язык, подмигивал Эдуарду и неторопливо удалялся, повиливая своей задней частью, с видом полнейшего презрения.

Эдуарду, конечно, никогда не разрешалось выходить за ворота одному: он мог выйти либо с мисс Ларк — на прогулку в парк, либо с одной из её служанок — к парикмахеру или маникюрше.

Представьте же себе удивление Джейн и Майкла, когда они увидели, что Эдуард мчится мимо них по парку, один-одинёшенек, прижав уши и подняв хвост, словно он напал на след тигра. Мэри Поппинс рывком приподняла коляску — чтобы Эдуард не налетел на неё и не опрокинул вместе с Близнецами. А Джейн и Майкл радостно завопили.

— Эй, Эдуард! Где твоё пальто? — крикнул Майкл, стараясь передразнить высокий, визгливый голос мисс Ларк.

— Эдуард! Ах ты нехороший мальчик! — крикнула Джейн, и, конечно, так как она была девочка, голос мисс Ларк получился у неё гораздо лучше.

Но Эдуард только презрительно покосился на них и громко пролаял что-то Мэри Поппинс.

— Гав-гав! Ррр-гав-гав-гав! — повторил он несколько раз.

— Сейчас, дай подумать. Ага! По-моему, первый поворот направо, а там — второй дом на левой стороне, — сказала Мэри Поппинс.

— Гав? — сказал Эдуард.

— Нет, там нет садика. Просто задний двор. Ворота почти всегда открыты.

Эдуард опять залаял.

— Точно не знаю, — сказала Мэри Поппинс, — но думаю, что да. Он обычно дома в это время.

И Эдуард, кивнув головой, понёсся галопом дальше. От удивления глаза у Джейн и Майкла были круглые, как блюдечки.

— Что он говорил? — спросили ребята хором.

— Да просто так, разные пустяки… — ответила Мэри Поппинс и сжала губы так плотно, словно твёрдо решила не выпустить изо рта больше ни одного слова. Слышно было только, как Джон и Барбара ворковали в коляске.

— Нет, не пустяки! — выпалил Майкл.

— Не просто так! — поддержала Джейн.

— Ну конечно, вы лучше знаете! Как всегда! — презрительно сказала Мэри Поппинс.

— Он, наверно, спрашивал вас, где кто-то живёт, — начал Майкл.

— Что ж, если ты сам знаешь, зачем приставать ко мне с вопросами? — фыркнула Мэри Поппинс. — Я не энциклопедия!

— Майкл, — шепнула Джейн, — она нам ничего не скажет, если ты будешь так разговаривать. Пожалуйста, Мэри Поппинс, скажите нам, что Эдуард вам говорил, пожалуйста!

— Спроси вот у него! Он знает — мистер Всезнайка! — сказала Мэри Поппинс, сердито кивнув в сторону Майкла.

— Ой, нет, я не знаю! Честное слово, не знаю! Скажите!

— Половина четвёртого. Пора пить чай, — сказала Мэри Поппинс.

Она круто развернула коляску и покатила её домой, сжав губы ещё крепче, словно заперла рот на замок. И всю дорогу она не проронила ни слова.