Читать книгу "Тиканье часов - Герберт Осбери"

инспектор Конрой пришёл к выводу, что всё произошло именно так. Затем он отошёл от портьер и принялся внимательно осматривать мебель. Он тщательно осмотрел каждый дюйм стульев, стола, дивана и книжных полок. Он ничего не нашёл. Он осмотрел картину и японские гравюры на стенах. По-прежнему он не обнаружил ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Он опустился на колени и пополз по полу, разглядывая через увеличительное стекло каждый дюйм ковра и пол за пределами плотной шерстяной каймы. Он осмотрел дедовские часы, стоявшие на стене за столом, и, наконец, передвинул их, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь под ними.

Отодвигая старинные часы в сторону, он услышал, как что-то ударилось о внутреннюю стенку нижнего отделения. Он остановился и прислушался, снова передвинув часы. Звук был такой, как будто маятник ударился о корпус, но он сомневался, что это могло быть так, поскольку маятники обычно сконструированы и подвешены таким образом, что они не соприкасаются со стенками, даже если часы передвинуть, если, конечно, с ними не обращаются очень грубо. Он снова толкнул часы и снова услышал стук. Поэтому он открыл дверь нижнего отделения одной из отмычек, которые достал из кармана, и только тогда увидел, что же такое билось о стенки.

С маятника на коротком прочном шнуре свисал револьвер 45-го калибра с глушителем на стволе. Без сомнения, именно из этого оружия был убит Уолтон. Одна камера барабана, как смог убедиться инспектор, осторожно наклонив ствол, была пуста. В ней ещё ощущался запах сгоревшего пороха. Очевидно, что убийца, застрелив Уолтона, открыл дверцу часов, подвесил револьвер на шнуре к маятнику, а затем закрыл и запер дверцу. У него мог быть ключ, или он мог воспользоваться отмычкой, подобной той, что использовал инспектор Конрой. Это не имело особого значения.

— Он был умным человеком, — пробормотал инспектор. — Он знал, что большое оружие трудно спрятать на себе.

И всё же убийца допустил ошибку. Он использовал шнур, который был намного длиннее, чем следовало. Из-за этого револьвер висел слишком низко; это давало оружию такой ход, что при перемещении часов ничто не мешало ему ударяться о стенки. Однако он, вероятно, рассудил, что часы не будут передвигаться в течение значительного времени; конечно, этого не произошло бы, если бы инспектор не был одержим манией тщательного осмотра. Тем не менее, большая ошибка мужчины или женщины, убивших Уолтона, заключалась в том, что они использовали слишком длинную верёвку; если бы она была короче, револьвер не стукнулся в стенку и, вероятно, не был бы обнаружен.

Инспектор посыпал оружие порошком, а затем рассмотрел его через увеличительное стекло. Порошок должен был сделать отпечатки пальцев, если таковые имелись, более чёткими. Но их не было. Возможно, убийца обращался с револьвером в резиновых перчатках. На стволе и обрезиненной рукоятке были пятна, но отпечатков пальцев, достаточно чётких, чтобы представлять какую-либо ценность, не было. Инспектор Конрой убрал увеличительное стекло обратно в карман и потянулся за шнурком. Затем он остановился. Он долго стоял, глядя на оружие. Затем он улыбнулся и, наконец, закрыл дверцу, запер её и вернул часы в исходное положение.

Револьвер остался в нижнем отделении, подвешенный к маятнику.

3. История падчерицы

Хелен Уолтон была дочерью венгерского пианиста и американки колониального происхождения. От одного родителя она унаследовала музыкальный талант, достаточный для того, чтобы продвинуться по пути к артистическому величию, от другого — осторожность, почти пуританскую, которая мешала ей прямо смотреть на жизнь. Она могла бы стать великой певицей, но ненавидела тяжёлую работу и не хотела её выполнять, поэтому довольствовалась мимолётной славой на концертной сцене вместо того, чтобы стремиться к постоянной славе в оперной карьере. И всё же бывали моменты, когда кровь её отца брала верх, когда она боролась со своими привычками и яростно бралась за работу. Но такие периоды были сравнительно редки — обычно она плыла по течению жизни, редко имея чёткое представление о том, чего она хочет.

Её отец умер, когда ей было двенадцать лет. Два года спустя её мать, которая привезла её в Нью-Йорк учиться музыке, познакомилась с Уолтоном и вышла за него замуж. Её мать умерла через четыре года, так что с тех пор Хелен Уолтон в большей или меньшей степени находилась под влиянием своего отчима. Но она так и не смогла принять его образ жизни или кодекс поведения. С самого начала он вызывал у неё отвращение. Ясным детским взором она видела, что этот человек нехорош. Она ушла из его дома и обзавелась собственным, когда он начал делать ей робкие предложения о замужестве. Она редко бывала в доме Уолтона, но у неё была там своя комната, и иногда она возвращалась туда в память о своей матери. Она не хотела полностью прерывать общение с Уолтоном.

Она была очень красива. Инспектор Конрой привык к тому, что в делах об убийствах участвуют красивые женщины; ему казалось, что он никогда не слышал и не читал об убийствах, в которых так или иначе не была бы замешана одна из них. И читатели газет, конечно, знают, что каждая женщина, так или иначе связанная с преступностью — восхитительная красавица, если, конечно, они верят тому, что читают. Некоторые, возможно, верят. Но когда инспектор Конрой вошёл в палату больницы Рузвельта, где лежала Хелен Уолтон, он сразу понял, что это самая поразительная женщина, которую он когда-либо видел. Трудно было описать, как она была прекрасна, лежащая, рассыпав чёрные волосы по плечам и пронзая взглядом блестящих глаз, царивший в палате полумрак. Можно было бы записать на бумаге, что она весила 125 фунтов, что у неё была идеальная фигура, что её волосы и глаза были черны как полночь, а цвет лица — неуловимого оттенка старой слоновой кости; но было что-то ещё, то, что делает одну женщину великой актрисой, в то время как другая, при равной подготовке и технике, не обладает ею и ничего не стоит, когда её красота увядает. Иногда это называют индивидуальностью, хотя с тех пор, как появилось кино, стали использовать и другие термины.

Красота девушки сразу же заставила инспектора снять шляпу-котелок с головы и вынуть сигару изо рта. Он полностью изменил свой план действий.