Читать книгу "Полковник трех разведок - Богдан Иванович Сушинский"

с чего ты взяла, что я вообще в принципе мог бы решиться на бегство за рубеж?». Никакого повода для подобных предположений я вроде бы не давал.

— Потому и решила, что вижу: ты — нормальный мужик. А, попадая в Англию, Францию или США, всякий нормальный мужчина, которому удалось хоть чего-либо достичь в Союзе, начинает понимать, что со страной обитания ему явно не повезло. Не тот размах, не те возможности, не то общество, которое способно оценить тебя и ради которого тебе самому хотелось бы блеснуть.

— Так способны маяться только «несостоявшиеся», или, как говорят американцы, «не сумевшие сделать самих себя». Я же — человек, во всех отношениях состоявшийся. Достигший всего, чего только мог достичь ветеран, завершавший войну в моем статусе.

— «…Завершавший войну в моем статусе»! Для начала, неплохо. Явно просматривается язык дипломата. Заметила это еще во время первой встречи.

— Во всяком случае, удачная формула для завершения наших фантазий: как постельных, так и словесных.

— Но только с одним условием. Если ты все же решишься на «переход линии фронта», знай: рядом с тобой боец, который всегда готов прикрыть тебе спину и с которым ни в одном окопе не страшно. Да что там, даже на расстрел идти с таким — и то благороднее, нежели с кем-либо другим.

— Излагаешь в общем-то убедительно.

«Если, в самом деле, решаться на «переход линии фронта», — кандидатуру этой жрицы любви можно считать идеальной, — и дальше признавал её правоту полковник, поспешно одеваясь. На этой «явочной квартире» они встречались только днем и по выходным. Однако в этот раз недолгая пока еще традиция была нарушена: они нагло «свиданичали» прямо посреди рабочего дня. И хотя офисы свои оставили под вполне благовидными предлогами, тем не менее чувствовали себя прогульщиками, которых вот-вот «накроют».

— Так, сугубо для интереса… Мою кандидатуру для исхода из страны обитания ты избрала еще до того, как мы познакомились в «Наполеоне»?

— Причем из нескольких предполагаемых, — не стала юлить Курагина. — Вы, полковник, — человек влиятельный, к тому же мы служим в одном ведомстве. Вашего слова — в нужное время и в нужной ситуации — будет достаточно, чтобы укрепить мои позиции. Я же хочу иметь загранпаспорт и попасть в состав одной из делегаций, которая будет выезжать в любую из капстран. Как оттуда перебраться в Лондон и как на первых порах закрепиться там — это уже мои проблемы.

— Рассчитываешь на кого-то из своих бывших клиентов?

— Причем на нескольких сразу. Они достаточно высокопоставленны и финансово состоятельны, чтобы, не особо напрягаясь и ничем не рискуя, помочь мне войти в новое общество. Один из них даже предложил мне должность в службе безопасности своей международной промышленной корпорации.

— Имя этого благодетеля Гревилл Винн?

— Нет, — не задумываясь, ответила Курагина, но в то же время и не попыталась выяснить, о ком идет речь. Хотя должна была бы. — Впрочем, появлялись и другие, более щадящие, предложения.

— В таком случае многое проясняется.

Пеньковский облагородил свое состояние несколькими глотками вина и, опустившись в кресло, с минуту рассматривал оставшееся в бокале.

— Решаетесь: бежать или не бежать? — тоже подсела к журнальному столику Курагина.

— Этот вопрос должен был задать я. И звучать он должен проще и лаконичнее: «Ты что, твердо решила бежать, или все эти словеса — бред под настроение?».

— Только не бежать, а чинно, по-английски уйти. Признаюсь: четкого плана пока что не выработала. Впрочем, на этом этапе важно знать, что такая возможность всё же появилась, что она в принципе существует.

Полковник допил остаток вина, обратил внимание, что к своему стакану секс-агент даже не притронулась, что еще раз подтверждало, что спиртные напитки, да и то в мизерных дозах, она в самом деле употребляла, только находясь на задании.

— Хорошо, а что из всего этого, выражаясь по-одесски, буду иметь я?

— Странный подход. А то, что вы и так уже имеете, причем во время каждой из наших встреч, — в расчет не принимается?

— Речь идет о наших отношениях в будущем, — уточнил полковник.

— Как минимум получите своего надежного человека в Лондоне, обитель которого станет вашим первым пристанищем за рубежом. Выражусь конкретнее: на первых порах адаптации, которая вряд ли окажется для вас легкой или хотя бы в какой-то степени безопасной, эта обитель может превратиться во вполне комфортную конспиративную квартиру. Разве этого мало?

Москва. Кабинет полковника Пеньковского.

Апрель 1961 года.

Начальник одного из отделов внешней разведки ГРУ генерал Родов, — по прозвищу Крысолов, которое он сам себе, похоже, и присвоил, — как всегда, нагрянул неожиданно. Рослый, грубовато «сработанный», со смугловатым, хищным каким-то лицом — орлиный нос, черные глаза, мощные, по-азиатски выпяченные скулы, — то ли предводителя крестьянского бунта, то ли матерого конокрада; и на подчиненных своих, и на руководство Родов обычно производил одинаково гнетущее впечатление. Во всяком случае, те и другие старались как можно скорее избавиться от его присутствия.

— Так что в протоколе писать будем Пеньковский? — еще издали, по «хулиганской» привычке своей, бросил на стол полковника массивную, кожаную, с желтой змейкой и золотой печатью на хомутке увенчанной, папку.

— Это вы по поводу чего, товарищ генерал?

— Ходят слухи, друг служивый, что ты наконец одумался и решил вернуться «на передовую», в самые что ни на есть «штурмовые порядки».

Полковник прекрасно помнил, что правом оказаться «в штурмовых порядках на передовой» генерал-майор наделял только «действующих службистов» ГРУ, не подпуская к этой плеяде всякого, кто работал «под крышей»; или, под какими-то там прикрытиями, «кротячил» по всевозможным воинским частям и военно-оборонным организациям.

— Из непроверенных источников сведения у вас, товарищ генерал, — проворчал Пеньковский, с ленцой в каждом движении поднимаясь и предлагая Родову присесть к приставному столику. Разница в их воинских званиях полковника уже давным-давно не смущала.

— Вот и я говорю: пора подчищать тылы, полковник, давно пора. Агентура «засорена» до предела, источники морально устарели; утечка информации просматривается по всем штабным отделам. Крыс много завелось, крыс. Но ведь и крысоловы тоже пока еще не перевелись, как считаешь, друг служивый?

— Считаю, что в партийных структурах выводы ваши будут расценены как «непростительное сгущение красок, нацеленное на подрыв доверия к ГРУ и вообще ко всем органам госбезопасности. А также на полную их дезорганизацию».

Лишь на какое-то время брови Крысолова застыли где-то под густой сединой волос. Однако он очень быстро овладел собой.

— А не допускаешь, друг служивый, что, наоборот, парторганы воспользуются мнением опытного разведчика, дабы прочистить наконец штурмовые порядки всей нашей послевоенной армейской разведки?

Пеньковский воинственно рассмеялся. Он уже входил в образ ценнейшего