Читать книгу "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)"

выше этого. Ее ребенок — наш ребенок!

Все горячо зааплодировали и сдали по рублю на подарок.

На следующий день на столе у Ани сидел плюшевый медведь, и мы по очереди целовали счастливую маму.

— Хотя ты, Аня, и родила без мужа, — говорили все, — мы выше этого!

Еще через день в институтской стенгазете появилась статья «Внимание — чуткость», в которой рассказывалось, что чертежница Аня родила сына и что это большое счастье не было омрачено даже тем, что Аня родила без мужа.

В конце статьи говорилось: «Чуткость отдела должна быть подхвачена всем институтом. Пусть каждый подойдет к Ане, скажет ей теплое слово, и тогда Аня совсем забудет о том, что она родила без мужа».

Целых два года мы окружали Аню вниманием и не оставляли ее одну.

А в прошлое воскресенье Аня вышла замуж. Повстречался ей хороший парень, и мы сыграли им свадьбу.

Встал наш начальник отдела и произнес тост:

— Хотя в сбое время Аня и родила без мужа, мы оказались выше этого!

И все закричали: «Горько!»

1966

Как жизнь?

Есть у Рябова приятель Миша. Вернее — просто знакомый. В общем, малознакомый ему человек по имени Миша. Или Коля, кажется.

Этот знакомый приятель Рябова — очень душевный человек. Видятся они на улице то ли два раза в месяц, то ли раз в два месяца, но всегда он не просто «Здрасьте!» скажет, а и душевно так поинтересуется:

— Как жизнь, старик?

Поинтересуется и бежит дальше. А Рябов ему вслед тоже вежливо отвечает:

— Спасибо, жизнь в порядке!

Вот и вчера он мимо Рябова по улице спешит и на ходу, с улыбкой:

— Как жизнь, старик?

Рябов ему вслед, как обычно:

— В порядке!

И вдруг подумал: за что это я человека обижаю? Он моей жизнью интересуется, а я так ему сухо, по-казенному: жизнь, мол, в порядке, и не твое это постороннее дело.

Рябов быстренько развернулся, догнал своего знакомого приятеля и говорит ему:

— Ты меня извини, пожалуйста. Миша (или, кажется, Коля). Вот ты постоянно жизнью моей интересуешься, но мне все недосуг ответить поподробнее. А сейчас как раз выпала свободная минутка, так я тебе с удовольствием и по-душевному освещу вкратце этот вопрос.

— Какой вопрос? — не понял тот.

— Ну, вопрос насчет того, как моя жизнь.

Рябов взял его под руку, и они пошли не спеша по улице.

— Так вот, откровенно говоря, жизнь моя не совсем в порядке. Есть, конечно, отдельные приятные моменты, но неприятностей тоже хватает. Во-первых, здоровье. Так, с виду, я вроде бы и абсолютно здоров. Но это только внешне. А внутри и сердце шалит, и желудок пошаливает. На работе тоже не все гладко. С одной стороны, месяц назад премию дали, а на той неделе выговор схлопотал. Хотя вовсе и не по моей вине, а по вине…

Тут Миша (или, кажется, Коля) интеллигентно так перебил:

— Ты извини, старичок, вот мой трамвай стоит, я очень спешу.

— А мне, — говорит Рябов, — как раз спешить некуда. Я тебя провожу.

Сели они в трамвай, поехали. Рябов два билета взял, усадил приятеля на место для инвалидов с детьми и вполголоса коснулся интимных сторон своей жизни:

— Жена мне попалась не очень удачная. Вкусы у нас абсолютно не совпадают. Я, как ты уже знаешь, на диете. А она, наоборот, предпочитает грузинскую кухню…

На этом интересном месте трамвай остановился, и знакомый приятель как-то быстро, наверно, по рассеянности, выскочил из трамвая. Хорошо, что Рябов все-таки успел выпрыгнуть за ним. Обнял его крепко, по-дружески за плечи и продолжал:

— А вот дети у меня как раз неплохие. Даже хорошие. Один — отличник, другая — в детском саду, в самодеятельности участвует. Песенку про счастливое детство знает. Ты извини, у меня со слухом не очень, но слова я все помню. Сейчас спою…

И Рябов ему эту песенку спел. Тот так растрогался, что даже сердце у него заболело. Завел Рябов его в аптеку, купил валерьянки бутылочку. Когда тот в сознание пришел, Рябов ему снова последний куплет про счастливое детство пропел, чтобы он нить рассказа не потерял. И стал делиться планами на летний отдых.

Во время этих планов Миша (или, кажется, Коля) вспомнил, что ему надо срочно купить плавки в ГУМе. Рябов его пытался отговорить, потому что в ГУМе народу масса, ему о своей жизни криком кричать придется, чтобы тот ничего не прослушал, и вообще там потеряться можно. Но тот на своем настоял. И действительно, они в ГУМе потерялись.

Рябов, конечно, сразу по радио объявил, что ждет его у фонтана, но тот, видно, не слышал — не пришел. Только часа через три Рябов его случайно в Лужниках повстречал.

— Что же ты, — говорит Рябов, — здесь меня ищешь, а не у фонтана? Могли ведь и разминуться. Ну, ладно, слушай дальше…

Тот вроде не очень обрадовался, но слушает вежливо, не перебивает. Потом вдруг такси остановил и говорит водителю:

— Во Внуково!

— Ты что, — удивился Рябов, — улетаешь?

— Улетаю!

— Каким рейсом?

— Ближайшим!

По дороге во Внуково Рябов ему рассказал о своих взаимоотношениях с соседями и порадовал, что скоро получит изолированную жилплощадь.

Во Внуково выяснилось, что ближайший рейс оказался на Магадан. Рябов ему на билет добавил. А багажа у него не было.

— Ты что же так, без вещичек?

— А вещи мне малой скоростью подошлют!

Рябов контролершу уговорил, она его в автобус пустила. И пока они к трапу самолета подъезжали, Рябов успел поделиться тем, какое место в его жизни занимают литература и искусство.

У трапа Рябов ему вручил букет каллов. Расцеловались они.

— Ну, Миша (или, кажется, Коля), счастливо тебе! Если вернешься, обязательно телеграмму дай. Я встречу, расскажу, какие изменения произошли в моей жизни.

Из Внукова Рябов возвращался пешком. Был тот самый вечер, который справедливо характеризуется эпитетом «чудный». Все без исключения звезды сияли на своих рабочих местах. В меру прохладный ветерок обвевал его лицо. Хотелось петь, и Рябов пел. Он пел песенку про счастливое детство, и никто из редких встречных не интересовался у него на ходу, как жизнь.

Но у самого дома Рябову снова испортили настроение. У дома он встретил своего приятеля Сашу. Вернее — знакомого. В общем, малознакомого ему человека по имени Саша. Или Петя, кажется.

— Как жизнь, старик? — бросил тот и привычно побежал дальше.

Была ночь. Рябов устал. Ладно, подумал он, считай, Саша (или, кажется, Петя), что тебе повезло, черт с тобой, в другой раз…

Рябов крикнул ему вслед обычное:

— Жизнь