Читать книгу "Ноктюрны. Пять историй о музыке и сумерках - Кадзуо Исигуро"

Песню «Только он для моей малышки» мы исполнили в очень медленном темпе, практически безо всякого нажима, а потом снова наступила тишина. Мы продолжали глядеть на окно — и наконец (прошло, наверное, не меньше минуты) что-то оттуда послышалось. Приходилось скорее догадываться, но ошибки быть не могло. В глубине комнаты миссис Гарднер всхлипывала.

— Получилось, мистер Гарднер! — шепнул я. — У нас получилось. Мы ее растрогали.

Но мистер Гарднер радости не выказал. Он устало тряхнул головой, опустился на сиденье и обратился к Витторио:

— Обогните здание. Пора по домам.

Когда гондола снова двинулась, мне почудилось, что мистер Гарднер отвел взгляд в сторону, словно стыдился нашей затеи, и я подумал: а что, если все это было злой шуткой? Быть может, все эти песни означают для миссис Гарднер что-то ужасное. Поэтому я отложил гитару и, наверное, немного приуныл; в таком настроении наш путь и продолжался.

Наконец мы вышли в широкий канал, и тотчас же мимо пролетело водное такси, по воде побежали волны. Но до фасада палаццо мистера Гарднера было уже рукой подать, и пока Витторио подводил гондолу к причалу, я сказал:

— Мистер Гарднер, когда я был маленьким, я только о вас и думал. А сегодняшний вечер для меня особенный. Если мы с вами просто попрощаемся и никогда больше не увидимся, я знаю, что весь остаток жизни буду ломать себе голову. Поэтому прощу вас, мистер Гарднер, объясните мне. Вот сейчас, только что — миссис Гарднер плакала от радости или от огорчения?

Я думал, что ответа не дождусь. В тусклом освещении сгорбленная фигура мистера Гарднера маячила на носу лодки. Пока Витторио вязал узел, он негромко проговорил:

— Полагаю, концерт доставил ей удовольствие. Но, конечно же, она была и расстроена. Мы с ней оба расстроены. Двадцать семь лет — немалый срок, однако по окончании этой поездки мы расстанемся. Это наше последнее совместное путешествие.

— Очень жаль слышать это, мистер Гарднер, — осторожно вставил я. — Наверное, многие браки подходят к концу, даже двадцатисемилетние. Но вы, по крайней мере, способны расстаться необычно. Провести отпуск в Венеции. Петь, стоя в гондоле. Не так много супружеских пар расстается по-мирному.

— А почему бы нам не расстаться по-мирному? Мы все еще любим друг друга. Вот почему она там, в комнате, плакала. Потому что до сих пор любит меня так же сильно, как и я ее.

Витторио шагнул на набережную, однако мы с мистером Гарднером остались в темноте. Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, и не ошибся. Немного помолчав, он продолжил:

— Я уже говорил вам, что влюбился в Линди с первой же минуты, едва ее увидел. Но ответила ли она мне тогда взаимностью? Сомневаюсь, вставал ли вообще перед ней такой вопрос. Я был звездой для нее имело значение только это. Я был воплощением ее мечты, которую она лелеяла в далеком прошлом, в той убогой закусочной. Любит она меня или нет — к делу не относилось. Но после двадцати: семи лет супружеской жизни случаются иногда забавные повороты. Множество пар начинают с пылкой взаимной любви, потом надоедают друг другу — и все оканчивается ненавистью. А иногда происходит обратное. Прошло несколько лет, и мало-помалу Линди меня полюбила. Сначала я отказывался этому верить, но в конце концов не оставалось ничего другого. Легонько коснется моего плеча, когда мы встаем из-за стола. Она в другом конце комнаты — и вдруг глянет на меня, а на губах у нее мелькнет улыбка, хотя смешного ничего нет: это она попросту дурачится. Готов биться об заклад, что и она была очень удивлена случившимся, но что произошло — то произошло. Спустя пять или шесть лет мы обнаружили, что вместе нам хорошо. Мы думаем друг о друге, заботимся. Повторю: да, мы люби ли друг друга. Любим друг друга и по сей день.

— Не понимаю, мистер Гарднер. Тогда почему же вы и миссис Гарднер расстаетесь?

Мистер Гарднер в очередной раз вздохнул:

— Как вам это осознать, дружище, если учесть, откуда вы родом? Но вы сегодня отнеслись ко мне так душевно, что я попытаюсь вам растолковать. Суть в том, что имя мое больше не гремит, как прежде. Возражайте не возражайте, но в наших краях от этого никуда не денешься. Мое имя теперь мало что значит. Я мог бы покорно с этим смириться и отступить в тень. Жить былой славой. Или же сказать: нет, со мной еще не все кончено. Иными словами, дружище, устроить камбэк. Многие, даже в худшем положении, так и поступают. Но эта затея не из легких. Надо быть готовым ко многим переменам — порой тяжелым. Переменить что-то в себе. Переменить даже то, что любишь.

— Мистер Гарднер, значит, вы и миссис Гарднер должны расстаться из-за вашего возвращения на сцену?

— Взгляните на тех, кто вернулся — и вернулся с успехом. Взгляните на представителей моего поколения, которые опять на виду. Едва ли не всякий из них в новом браке. Во втором, иногда в третьем. И каждый под ручку с молодой женой. Мы с Линди становимся посмешищем. К тому же существует одна молодая особа, на которую я положил глаз, а она — на меня. Линди понимает все. Поняла раньше меня: быть может, еще в те времена, когда в закусочной выслушивала Мег. Мы все с ней обсудили. Она знает, что наши дорожки должны разойтись.

— И все-таки я не понимаю, мистер Гарднер. Страна, откуда вы с миссис Гарднер родом, не может настолько отличаться от всего остального мира. Именно поэтому, мистер Гарднер, именно поэтому те песни, которые вы пели все эти годы, близки и дороги людям повсюду. Даже там, где я жил раньше. И о чем говорят все эти песни? Если двое разлюбят друг друга и должны расстаться, то это печально. Но если они продолжают друг друга любить, они должны оставаться всегда вместе. Вот о чем говорят эти песни.

— Мне понятно, о чем вы толкуете, дружище. И вам это должно резать слух, знаю. Но дела обстоят именно так. И послушайте, Линди эта ситуация тоже небезразлична. Для нее лучше всего, если мы расстанемся именно сейчас. Ей до старости еще ой как далеко. Вы же ее видели, она по-прежнему красивая женщина. Ей нужно преуспеть сейчас, пока еще есть время. Время обрести новую любовь, заключить новый брак. Ей нужно преуспеть сейчас, пока еще не слишком поздно.

Не знаю, что бы я на это ответил, но мистер Гарднер, захватив меня врасплох, сказал:

— Ваша мать. Догадываюсь, что она так и не преуспела.

Я задумался, потом подтвердил:

— Да, мистер Гарднер. Она так и не преуспела. Не дожила до перемен в нашей стране.

— Грустно. Уверен, она была чудной женщиной. Если вы говорите правду и моя музыка помотала ей почувствовать себя счастливой, это для меня значит очень многое. Грустно, что она не преуспела. Я не хочу, чтобы такое случилось и с моей Линди. Никак нет, сэр. Только не с моей Линди. Я хочу, чтобы Линди преуспела.

Гондола, покачиваясь на волнах, слегка ударялась о кромку причала. Витторио тихонько окликнул мистера Гарднера, протянул ему руку, и он, чуть помедлив, встал с сиденья и перешагнул на берег. Пока я выбирался на набережную со своей гитарой (просить одолжений у Витторио и кататься с ним бесплатно я не собирался), мистер Гарднер вынул бумажник.