Читать книгу "Падение полумесяца - Владимир Поляков"

— Да, они не наши. Зато тупые, немые и знают только своё наречие, на котором мне приходится отдавать им приказы. Животные! Но полезные, пока не станут лишними. Я использую их и тебе бы советовал. По настоящему верных мало, а обычные наёмники слишком ненадёжны.

— У каждого свой путь, Исмаил.

— Всё же продолжаешь беречься даже тут. Твоё право, брат. Садись. Выпьешь?

Черлеску ткнул пальцем в сторону кувшина, из которого доносился необычный для европейца аромат, но легко узнаваемый тем, кто долгое время находился среди османов. Салеп — напиток, главной частью которого были перетёртые в пыль клубни орхидей. Порошок разводили в молоке, доводили до кипения и довольно долгое время помешивали, добавляя кунжут, корицу, иные пряности по вкусу. Мирко никогда не любил подобный вкус, но увы. Пришлось сперва научиться не морщиться, а потом и окончательно свыкнуться с подобным. Да и со многим другим тоже, ведь чтобы выдавать себя за османа, следовало перенять многие их привычки, в том числе в еде и напитках. В подобных делах не бывает мелочей. Более того, именно кажущееся мелочами способно выдать нерадивого прознатчика. Гнедич таковым сроду не являлся, а потому с показной охотой принял наполненный салепом сосуд, отпил и понимающе прищёлкнул языком, показывая тем самым, что оценил качество вкуса.

— Ну страдай, страдай, — хмыкнул Черлеску, видимо, знающий об истинном отношении собрата-тамплиера к этому напитку. — Мне вот действительно нравится, потому и пью.

Гнедич предпочёл спокойно сидеть, отпивать ни разу не любимый напиток и просто ждать. Он вообще приучил себя находиться в постоянном спокойствии, выходя из оного лишь когда надо, а не когда ему захочется. Почти всегда получалось. Черлеску же… Судя по всему, этот рыцарь Храма действительно пошёл иным путём. Однако любой путь верен, если он ведёт к цели и не противоречит основам, которые обязательны для каждого из них, из братьев, объединённых единым пониманием мира и того, что в нём является лишним. Османская империя была как раз в числе того самого лишнего. А раз так, то ей предстояло перейти из бытия в небытие. Вот и всё, такая простая метаморфоза… к которой они общими усилиями и должны её привести.

— Скоро тебя дервиши за своего примут, брат. Не перестарайся.

— Что-то мы ценим, что-то ненавидим. Меня поддерживают как любовь, так и ненависть. Но она холодная, как льдистое сверкание заточенного клинка. А твоя, она заполнена пламенем, что вырывается из жерла вулкана. И любая вспышка или замораживающий холод полезны. Ты позвал меня, Исмаил, я здесь. Это ведь связанос происходящим в городе?

— В империи. Всей, от границы с Сербией до той, где только-только окончательно затихли стычки с мамлюками, — скривился Черлеску, отставив опустевшую чашу в сторону. — Трон под султаном уже не пошатывается, а готов развалиться на груду обломков. Для одних он слишком нерешителен, другим кажется безрассудным. Каждый хочет своего и мнит себя единственно верным советником. Спасителем империи!

— А есть ещё и сыновья, желающие власти, всей или хотя бы над отдельными кусками. Так?

— Да, так! И поэтому Шехзаде Ахмет окружает себя самыми ретивыми муллами, которые поют в уши стамбульской черни, разносят песни по самым отдалённым пашалыкам. И именно его руки направляли участников Большой резни, которая отнюдь не закончилась, как надеются распростёршиеся перед султанами потомки завоёванных.

— Они не понимали и не поймут, — отмахнулся Гнедич. — Но я внимательно следил за тем, что творилось тут в последний месяц. Греки, армяне и прочие, они зажиточны, а порой и вовсе богаты. У них было что взять… даже их самих. Ещё юные жёны, дочери… мальчики, столь любимые многими и куда больше жён и наложниц. Ты должен знать, насколько увеличились продажи такого товара.

— В разы, — подтвердил Раду. — Все знают, что я торгую особенным товаром и редко делаю исключения. Но всегда стараюсь поддерживать «дружбу» с другими продавцами плоти. Они в восторге. За последние пару лет поток новых рабов сильно оскудел. Разве что из Крымского ханства продолжал идти по-настоящему ценный товар. Средиземное море ведь перекрыто итальянскими и не только кораблями, да.

Хищная улыбка очень контрастировала с вроде как печальными для Исмаила Али Дустума словами, но оно и понятно. Одно дело маска и совсем другое — истинная сущность.

А Большая резня… Она была так названа не просто так. В Стамбуле — не только в нём, но там особенно — с момента окончательного падения Византии хватало смирившихся, покорившихся новой власти. Фанар и Галата — вот те две части прежнего Константинополя, которые были заселены покорившимися, не принимавшими участия в обороне города, а потому не убитыми и не попавшими в рабство вместе со своими семьями. Мехмед — собственно, завоевавший Константинополь и превративший оный город в Стамбул — отлично понимал практически полную неспособность своих подданных одной крови и веры создавать хоть что-то сложное. А ещё не то сам осознал, не то подсказали, что находящиеся не в зависимости, но в полном рабстве не склонны проявлять особо усердие сверх выполнения чего-либо самого простого, от чего под угрозой казни отступить не получится. Вот и использовались бывшие как бы свободные византийцы как архитекторы, переводчики, оружейники, разные ремесленники… Вдобавок туда же были переселены покорные султану армяне, греки, евреи опять же. Из самых разных мест, от Синопа и Мореи до Салоник и островов Эгейского моря.

Зимми, то есть немусульмане, а потому лишённые многих возможностей и находящиеся в однозначном подчинении османской знати. А ещё этим самым зимми оставили не просто веру и кое-какие храмы, но и дали полностью покорного султану патриарха, который стал главой миллета Османской империи. Миллет? Иная вера, имеющаяся на землях империи, глава которой отвечал на поведение единоверцев. Сильно так отвечал, а потому был очень заинтересован в покорности не только себе, но и стоящему над ним султану. Зато взамен патриарх, грек по крови и на греков же опирающийся, получил кое-какую власть. Не над османами, понятное дело, а над остальными христианами. Ему подчинялись священнослужители не только греческие и Малой Азии, но и находящиеся на сербских, валашских, болгарских землях. Ну и про подчинённость ему патриарховИерусалимского, Антиохийского и Александрийского забывать не стоило. Благодаря этому греки успели почувствовать себя… первыми среди слуг, а это очень опасный признак. Они уже не стремились к свободе, независимости, предпочитая упиваться властью над теми порабощёнными, кто находился в ещё более тяжёлом положении. Долго так упивались, привыкли к этому, но…

Крестовый поход Борджиа разом и очень жёстко вырвал из-под власти Константинопольского патриархата Сербию, а тем священников, кто пытался что-либо возразить, их просто изгнали куда подальше… ну или поближе к тому самому Стамбулу. Стало очень неспокойно в болгарских землях, где уже открыто ждали появления новых крестоносцев, да и валахи не сильно отличались в своих ожиданиях, особенно в Трансильвании, где действительно ещё жила память о Владе, сыне Дракона, великом Колосажателе. В такой обстановке мало кто желал слушать ставленников Константинопольского патриарха, вещавших о смирении, покорности и необходимости удовлетворять все требования османов. Все, включая налог девширме, требующий отдавать собственных сыновей как в янычары, так и в качестве евнухов для гаремов и для содомитских утех завоевателей, что были распространены воистину повсеместно.