Читать книгу "Наверно, я еще маленький - Анастасия Петрова"

Несколько минут я подумал, исправил кое-какие орфографические ошибки и нажал «отправить».

Ответа пришлось ждать несколько дней, и вдруг зазвонил телефон. Я точно знал, что это Дима, но сколько ни махал руками, мама все равно позвала меня к телефону.

– Але, – уверенным голосом произнес я.

– Я знаю, что такое эвфемизм, – резко произнес голос.

– Хорошо, – мягко выговорил я.

– Так вот: иди со своими эвфемизмами куда подальше! И кстати, «куда подальше» – это сейчас тоже был эвфемизм!

Дима швырнул трубку. У меня колотилось сердце: я понял, что письма не лучше телефонных разговоров, поэтому – была не была! – еще раз набрал номер и произнес единственное, что вертелось на языке:

– Слушай, извини меня. Я здорово накосячил. Сори, ладно?

Дима изобразил мыслительный процесс. Недолгий.

– Ладно. И ты меня извини… дурак.

Маленькие ужасы

Однажды утром я никак не мог проснуться. А когда наконец проснулся и пошел чистить зубы, меня затошнило. А когда я открыл холодильник, то увидел, что мой любимый йогурт закончился. А когда я надевал брюки, на них откуда ни возьмись возникло пятно, а другие брюки еще не высохли после стирки, и в школу мне пришлось отправиться с пятном. А когда я пробежался по улице и вскочил в автобус, там не было мест, я полчаса стоял и пихал людей большущим рюкзаком, вернее, это они пихали мой рюкзак и ругались. Но все эти маленькие ужасы ничто в сравнении с тем, что ожидало меня в школе, ведь стоило мне открыть дверь и пройти в класс, как я понял: меня угораздило явиться в школу на два урока раньше, чем нужно! Ведь нам заранее сказали, что двух первых уроков не будет! А я забыл! Я мог спать в своей любимой кровати еще долго-долго… Может, за это время и брюки чистые высохли бы, и в автобусе бы место освободилось, и йогурт бы мой откуда-нибудь появился…

Я сел за парту в пустом классе и достал планшет. Полистав его, я понял, что забыл загрузить нужный учебник. Я полистал еще. Новую книгу, которую я хотел почитать, я тоже забыл загрузить. Я посмотрел на часы: пять минут прошло. И за что мне только все эти наказания! Я и так устал, у меня целую неделю простуда не проходила, живот болел, а еще почему-то ужасно чесались уши. И ведь не пожалуешься особо никому на то, что чешутся уши. Звучит смешно: уши чешутся! А вы попробуйте несколько дней пожить с чешащимися ушами!

Размышления о моих маленьких ужасах мне быстро наскучили, поэтому я пошел в буфет за чаем. Я взял большой одноразовый стакан и принес в класс, поставил на парту и… тотчас же опрокинул содержимое на планшет. Вытереть планшет было совершенно нечем. Я задумался: что бы еще испортить? Например, пиджак. Но пиджаком вытирать неудобно. Например, рубашку. Рубашкой удобно. Я снял пиджак, снял рубашку, протер планшет. Выдохнул, понял, что в одном пиджаке, без рубашки, буду выглядеть как дурак, но ничего, на худой конец… И тут в класс вдруг вошла директриса. А я стою полуголый, в одних брюках.

– Это что? – возмущенно воскликнула директриса.

Я хотел ее поправить, мол, не что, а кто. Но сдержался.

– Ты что тут делаешь? И почему полуголый?

Я открыл рот, чтобы объяснить, но правдивое объяснение показалось мне таким глупым, что я решил соврать.

– У меня… – я не мог изобрести походящую ложь – и вдруг выпалил: – У меня уши чешутся!

Директриса смерила меня подозрительным взглядом, ничего не поняла. Сказала:

– А, ну ладно.

И ушла.

Я надел пиджак и снова сел за парту. У меня зазвонил мобильник. Это был Паша.

– Привет! У меня тут день маленьких ужасов. Ты себе не представляешь, что со мной сейчас случилось!

– У нас не будет сегодня уроков. Марина Станиславовна звонила, просила всем передать.

– Не будет? Блин! Еще один ужас в мою пользу!

– У нее умерла мама.

Я надел пиджак и вернулся домой со сломанным планшетом, мокрой рубашкой и чувством невероятной благодарности за то, что в моей жизни есть только маленькие ужасы и нет больших.

Писатель и корова

Как-то раз наш класс пригласили в Таллин на литературный фестиваль, а мой друг Паша не смог поехать. Я расстроился, потому что в поездках всегда нужен друг, иначе никакого веселья.

В общем, пришлось выбирать временного друга. И я не собирался выбирать Феликса! Хотя бы потому, что его зовут Феликс. Дурацкое имя. Так звали бабушкиного кота. Он, кстати, уже умер. Но дело не в коте, а в том, что Феликс страшный зануда. Он толстый, медлительный, часто не понимает шуток, все время на что-то жалуется, из-за всего переживает, как девчонка, ноет, постоянно что-нибудь ест… То есть Феликс хороший, в нем нет ничего плохого, но выносить его не так-то просто.

И вот тебе на – сажусь я в автобус до Таллина, а на свободное место рядом со мной плюхается как раз-таки Феликс. И сразу достает огромный-преогромный бутерброд с каким-то противным мясом и начинает жевать… Ну, думаю, ладно, пускай жует.

Доехали нормально, поболтали даже о чем-то… Все ничего.

А потом в Таллине нас поселили в один номер. И… нет, я понимаю, что теоретически нет ничего плохого в том, что человек все время ест! Но меня это страшно раздражало. Только мы поужинали в кафе отеля и вернулись в комнату, как Феликс достал батон, сыр, масло, колбасу, кефир и стал медленно-медленно поглощать тонны очередной еды. При этом от еды его щеки раздувались как воздушные шары, и мне хотелось подойти и двумя указательными пальцами ткнуть в щеки…

Перед сном, съев 11 бутербродов, Феликс стал пить воду. Он взял с собой из Питера двадцать маленьких поллитровых бутылочек воды и выпил все! За один вечер! И вдруг я сам захотел пить и говорю:

– Слушай, можно я у тебя маленький глоток сделаю?

А Феликс в ответ:

– Дело в том, что у меня как раз и остался примерно один глоток.

– Ну и? – спрашиваю я.

– Дело в том, что я никогда не допиваю последний глоток.

– Почему? – изумился я.

– Ну мало ли! На всякий случай всегда оставляю.

«Хорошо, что перед заселением в номер я не подписывал клятву не убивать своего соседа во сне», – подумал я и выключил торшер.

На следующее утро после завтрака Феликс съел еще три бутерброда с кефиром, а потом признался, что рад жить со мной в одном номере, поскольку я почти не писаю.

– И какая тебе выгода с того, что я мало писаю? – поинтересовался я.