Читать книгу "Шоколадная лавка в Париже - Дженни Колган"

– У француженки? – уточнил Маркус, складывая газету «Дэйли телеграф». – А я думал, вы с ней ни разу не встречались.

– Да, не встречались, – холодно подтвердила Эллен.

Клэр перевела взгляд с мамы на папу. Она обо всем этом в первый раз слышала.

– Кто она вообще такая?

– Ее зовут Мари-Ноэль, и мы переписываемся со школы.

Клэр вдруг вспомнила рождественские открытки с надписью «Meilleurs Voeux»[7], каждый год исправно приходящие по почте.

– До сих пор поддерживаем связь – хотя теперь, конечно, пишем друг другу редко. У Мари-Ноэль двое детей. Я спросила, не возьмет ли она тебя на лето, – и она согласилась! Будешь присматривать за детьми. Больше ничего делать не надо, Мари-Ноэль пишет, у них домработница… Ничего себе!

Мама помрачнела.

– Надеюсь, они не слишком большие шишки, – прибавила мама, окинув взглядом уютный, но очень просто обставленный домик викария.

На доходы служителя церкви не разгуляешься, и Клэр с раннего детства приучилась не требовать постоянно новых вещей.

– Богатые они или нет, не важно, – заметил Маркус. – Главное, чтобы люди были приличные.

– Еще какие приличные! – повеселела Эллен. – У них маленький мальчик и девочка. Арно и Клодетт. Правда, красивые имена?

От волнения сердце Клэр забилось быстро-быстро.

– А где они живут?

– Ой, извини! Вот голова дырявая! Про самое главное забыла! – воскликнула Эллен. – В Париже, где же еще?

Глава 3

Компенсация от шоколадной фабрики представляла собой лишь жалкий символический жест доброй воли. Мою жизнь эти деньги не изменят. Да и вообще почти ничего не изменят: просто оплачу один раз счет по кредитке, и все. Наверное, надо было требовать большего. Все-таки я теперь сильно хромаю, и вдобавок мне грозила смертельная опасность. Но фабрика свалила всю вину на больницу, а в больнице заявили, что мне уже лучше, а значит, больше ничего они мне не должны. Я говорила доктору Эду, что, прояви медицинский персонал больше рвения, пришили бы мне пальцы ног обратно. Но доктор Эд только улыбнулся и погладил меня по руке – ни дать ни взять врач из сериала. Сказал: «Будут вопросы – не стесняйтесь, спрашивайте». Меня это заявление весьма озадачило. А то, что я сейчас задала, – это разве был не вопрос? Доктор Эд улыбнулся, подмигнул мне и пересел на край кровати Клэр.

Пора возвращаться домой. Как долго я мечтала о свободе! Но теперь вдруг осознала, что не хочу покидать больницу. Вернее, странно будет выйти из привычной рутины с приемом лекарств и пищи по расписанию и регулярными занятиями лечебной физкультурой. В больнице не надо ни о чем беспокоиться – только поправляйся, и все.

Теперь же придется снова вернуться в большой мир и искать новую работу. Среди условий выплаты компенсации значилось, что на фабрике «Брэйдерс» я больше работать не буду. Очевидно, владельцы опасались, что я притяну к себе еще один дикий несчастный случай из категории «один на миллион». Хотя, казалось бы, с точки зрения статистики скорее нечто подобное случится с кем-то другим, чем еще раз со мной.

А еще буду скучать по Клэр. Мы все чаще и чаще беседуем на французском, чем ужасно раздражаем остальных пациенток. Ну хоть что-то хорошее происходит в моей жизни: я способна чему-то научиться, приобрести новый навык. Зато все остальное – просто ночной кошмар. Вакансий во всем городе нет: это я знаю точно. Кейт предлагала устроиться подметальщицей в салон красоты, где она работает, но платят за это сущие гроши. Вдобавок я еще не научилась наклоняться, не заваливаясь при этом вперед. Но есть и положительный момент: я похудела на шесть килограммов. Отрицательный момент: это единственный положительный момент. Никому не посоветую этот способ сбрасывать вес.

Я поделилась тревогами с Клэр. Та притихла, погрузившись в размышления.

– Я тут подумала… – начала моя учительница.

– О чем?

– У меня в Париже есть один… знакомый. Как раз занимается шоколадом. Только давно с ним не общаюсь. Понятия не имею, до сих пор он в этой сфере или нет.

– Знакомый? – оживилась я. – Юношеский роман?

На ввалившихся щеках Клэр проступил слабый румянец.

– Не твое дело.

– Любовь до гроба, дураки оба?

Мы уже стали достаточно хорошими подругами, чтобы я могла ее поддразнивать. Но все же порой во взгляде Клэр мелькает стальной проблеск учительской строгости, и это как раз такой случай.

– На письма он отвечает не очень аккуратно, – задумчиво проговорила Клэр, глядя в окно. – И все же я попытаюсь. Когда Рик придет навестить, попрошу, чтобы отправил ему имейл, или как там называются эти новомодные штуки? В наши дни в Интернете можно отыскать кого угодно, верно?

– Это уж точно, – согласилась я. – Но если у вас в Париже друзья, почему вы так давно туда не ездили?

– Мне и здесь дел хватало. – Клэр поджала губы. – Заботилась о семье, работала. Не могла же я взять и запрыгнуть в самолет – просто так, под настроение.

– Хм, – подозрительным тоном протянула я.

Интересно, почему Клэр так остро реагирует?

– Я не могла, зато ты можешь, – заметила Клэр. – Перед тобой все пути открыты.

– Скажете тоже! – Я рассмеялась. – Ну конечно – куда захочу, туда и доковыляю!

Эмоциональной лавиной меня накрыло, только когда я вернулась домой к маме с папой. В больнице я была… как бы это сказать?.. на особом положении, что ли? Мне приносили цветы и подарки, я постоянно находилась в центре внимания. Мне давали лекарства, спрашивали, как я себя чувствую. Конечно, ничего хорошего в подобных знаках внимания нет, и все же меня окружили заботой.

Ну а дом – это же просто дом. Мальчишки притаскиваются глубоко за полночь и ворчат, что им снова приходится спать в одной комнате. Мама нервно предрекает, что на новую работу мне нипочем не устроиться, и тревожится, что скоро сократят пособия по инвалидности. Тут мы обе как по команде глядим на мои костыли, и мама тяжело вздыхает. Смотрю на свое отражение: бледно-голубые усталые глаза, светлые волосы без мелирования от Кейт кажутся совсем бесцветными. Я похудела, но от недостатка движения выгляжу как тощий мешок. Любила краситься перед выходом в свет, но в последний раз куда-то выбиралась так давно, что позабыла, как накладывать макияж. Из-за лекарств кожа сухая.

Вот тогда меня по-настоящему накрыла грусть. Ночами плачу в своей маленькой детской кроватке, из-за чего встаю все позже и позже. Упражнения делаю вяло, через силу, а истории подруг про новых бойфрендов, ссоры с ними и все такое прочее меня сейчас совершенно не интересуют. Знаю: родители за меня беспокоятся, но что я могу поделать? Нога медленно, но верно заживает, и все же постоянно чувствую утраченные пальцы. То чешутся, то болят, то их дергает. По ночам лежу без сна, уставившись в потолок, и под знакомые с детства шумы бойлера думаю: ну и что теперь?