Читать книгу "Кремль 2222. Северо-Запад - Дмитрий Силлов"

Крайний осм был изуродован страшнее всех. Левая рука оторвана, из-под бинтов виднеются участки тела, обожженные до черноты. Не знаю, как у этого вида с регенерацией, но человек с такими ранениями точно не жилец. И человеку проще — от нереальной боли в подобных случаях мозг просто выключается, погружая несчастного в блаженный омут беспамятства. А этот осм находился в сознании…

Одна пустая глазница раненого была обуглена и намазана какой-то зеленой дрянью. Зато второй чудом сохранившийся глаз смотрел на меня внимательно и вполне осознанно. Правда, в нем не было больше внутреннего огня, свойственного фанатикам-смертникам. Неистовое пламя сменила чернота потухшего костра, свойственная тем, кто уже видит перед собой дорогу в Край вечной войны.

— Здравствуй, Ург, — сказал я. — Я выполнил обещание и вернулся.

— Я знал… — прошептал умирающий, едва заметно шевельнув почерневшими осколками губ. — Я знал… но не думал, что так скоро… Зачем ты пришел… сюда?

— Я не воюю… с женщинами и детьми, — сказал я, проглотив «с самками и с их детенышами». Мутант, умеющий держать слово и имеющий понятие о воинской чести, в моем понимании это уже человек. — Также я не убиваю стариков и раненых, если они не пытаются убить меня, — добавил я. — Поэтому я предлагаю твоему народу долю от добычи и свободу уйти отсюда куда захочется. Если они решат вернуться в Москву, я договорюсь, чтобы их пропустили через заставу на мосту.

— Как велика доля? — встрял в беседу стоящий рядом старик, аж задрожав от возбуждения. И, тут же поняв свою ошибку, попятился под взглядом Урга.

— Хороший вопрос, — произнес я. — Если бы ты, Ург, не попытался взять всё, доля была бы равной. Потому я разрешу взять твоим людям один автомат с тремя магазинами на пятерых плюс столько еды, одежды и инструментов, сколько они смогут унести на своих плечах.

— Вы утром… вывезли на бронетранспортере все, что пожелали… — нашел в себе силы усмехнуться Ург.

— Не мы поставили своих боевых товарищей перед выбором жить или умереть, — отрезал я. — Сейчас перед таким же выбором стоит твой народ. Решай, Ург.

— Ты… мне нравишься, хомо, — еле слышно прошептал мутант. — Ты смелый воин… и я буду рад сойтись с тобой в поединке в Краю вечной войны. Пусть будет так, как ты решил. Но знай… когда-нибудь они тоже вернутся, чтобы отомстить.

— Я знаю, — сказал я.

* * *

— Он будет ждать тебя там, где сказал, — с уверенностью произнес старый осм, накрывая обезображенное лицо Урга куском материи цвета хаки — похоже, разорванной гимнастеркой.

— Может быть, — сказал я. — Но думаю, что Край вечной войны — это не то место, куда он ушел. Этот край здесь, а там нет ничего. Только покой и забвение.

— Ты так думаешь потому, что война следует за тобой, — проскрипел старик. — Где ты, там и она. У тех, кто не живет войной, всё по-другому.

Я не стал ввязываться в философский спор. Надо было срочно выбираться отсюда — от концентрированной вони меня уже слегка пошатывало. Такой вот я нежный и чувствительный, что выяснилось достаточно давно, еще со времен моей лихой поездки в контейнере с пищевыми отходами. Поэтому я повернулся и весьма решительно направился к выходу, готовый в случае чего пробивать себе дорогу во враждебно настроенной толпе всеми известными мне негуманными способами.

Но толпа расступилась вновь, причем проход на этот раз оказался шире раза в три. Ну да, у них же мысленный обмен. Если кто чего не расслышал, то уловил ментально.

— Ждите сигнала, — бросил я через плечо…

Я вышел наружу и наконец-то вдохнул полной грудью. Вентиляция в подземном городе работала исправно, и то хлеб. А вот то, что мне в грудь смотрели два пулеметных ствола, меня никоим образом не устраивало.

Подойдя к распахнутым воротам, я произнес:

— Вольно. И — разойтись.

Над цепью вооруженных людей и нелюдей повисла напряженная тишина. Первым нарушил молчание Иван:

— То есть как «вольно»? А те твари?

— Переговоры с «теми тварями» прошли успешно, — сказал я. — Сейчас они выйдут со склада, получат, что им причитается, и покинут территорию крепости.

— Я чё-то не понял, — набычился командир обслуги. — Им по пуле причитается. Это кто решил, что их отпустить надо?

Вслед за Иваном заворчала его довольно многочисленная команда. Кто-то красноречиво передернул затвор.

Краем глаза я отметил, как напряглись те, с кем я брал крепость. Нас было меньше втрое, а обслуга поголовно успела вооружиться до зубов. Чем пахнет — понятно. И поскольку рыба гниет с головы, пованивающую голову надо рубить первой. Причем жестоко и максимально эффектно, чтоб другие поняли и больше благоухать не пытались.

Понты я не люблю. Гнилое это дело, особенно в драке. Но иногда оно надо, ибо, как сказал один великий, вся жизнь — цирк, а мы в нем актеры. Как-то так, могу ошибаться.

Ударил я без широких киношных замахов, вынося ногу по кратчайшей траектории маховым движением, лишь в верхней точке резко довернув таз. В результате носок моего берца клюнул Ивана точно в висок.

Никто ничего не понял. Только что стоял мужик, картинно положив руки на автомат, висящий у него на шее… Вдруг мелькнуло что-то, и не обиженный здоровьем дядька падает на бетонный пол словно деревянная кукла…

Всё. Если сильно повезет, может, отделается мужик сотрясением мозга. А может, и нет — если не повезет, конечно. Но уж извините, при такой постановке вопроса или мы их на опережение, или они нас к стенке чуть попозже во имя высшей справедливости, равенства и братства.

Мои все поняли правильно. Пока непривычная к скоростным репрессиям обслуга стояла, открыв рот и переваривая увиденное, мутанты весьма шустро их обезоружили. Точно, весь мир — цирк. Или — вспомнил все-таки! — театр. Но по-любому за хороший спектакль надо платить. И чем лучше представление, тем выше цена. Сегодня мужикам, почувствовавшим запах свободы и оружейной смазки, оно стоило возвращения к истокам. То есть к синей рабочей робе.

— Извиняйте, уважаемые, но каждый должен заниматься своим делом, — сказал я, когда последний автомат был брошен в кучу возле ног ухмыляющегося Ррау. — Воины воевать, а ополчение — трудиться на благо общества по факту окончания боевых действий. Те, кому не надо идти в ночную смену, возвращайтесь в жилые отсеки к своим семьям. Завтра у вас будет трудный день. А вы двое останьтесь, — тормознул я тех, кто стоял ближе всех. — Для вас еще есть работа…

Люди расходились. Многие шли опустив плечи, словно на них вновь легла тяжесть унылой и однообразной повседневной жизни. Но я точно знал — это лучше, чем бунт, бессмысленный и беспощадный. Намного лучше. Причем для всех.

Я повернулся к заправке и махнул рукой.

…Осмы осторожно выходили наружу, словно не веря, что их никто не собирается убивать. И правда, поверить в это было сложно. Двое нео, сменив окровавленные автоматы на отобранные у обслуги пулеметы, с моей помощью почти мгновенно разобрались в том, какие крючочки нужно нажимать, чтобы оружие начало плеваться смертью. Где-то я читал, будто дикари (те же индейцы) довольно быстро понимали что к чему, когда дело касалось огнестрела и других достижений цивилизации в искусстве отправить ближнего на тот свет. А нео по скорости обучения могли дать сто очков вперед любому дикарю.