Читать книгу "Друг моей юности - Элис Манро"

Школа была как крепость: узкие окна, декоративные бастионы красного кирпича, высокие лестничные пролеты, устрашающие двери, высеченный в камне латинский девиз: Scientia Atque Probitas[19]. Девочки входили в эти двери примерно без четверти девять каждое утро, завершая путешествие из дома в школу, и им уже казалось, что дом никогда не существовал и никакого путешествия не было. Эффект кофе к тому времени выветривался. Девочки нервно зевали в резком свете ламп. Впереди громоздились испытания этого дня: латынь, английский язык, геометрия, химия, история, французский, география, физкультура. Звонок звонил без десяти минут каждый час, даруя краткую свободу. Девочки пугливо бежали вверх или вниз по лестнице, прижимая к груди учебники и чернильницы, под висячими лампами и портретами членов королевской семьи и давно покойных деятелей образования. Деревянные панели, заново лакируемые каждое лето, сверкали так же безжалостно, как очки директора. Унижение было неминуемо. Животы у девочек болели и грозили опозорить их урчанием. Девочки боялись, что пот проступит под мышками или менструальная кровь – сквозь юбку. Они трепетали, входя в кабинет английского или математики, – не потому, что плохо учились (на самом деле обе успевали хорошо), но потому, что учитель мог приказать любой из них встать и прочесть что-нибудь, например стихи наизусть, или написать решение задачи на доске перед всем классом. «Перед всем классом» – эти слова вселяли ужас.

Три раза в неделю у девочек была физкультура – особая проблема для Марго, поскольку отец упорно не давал ей денег на покупку физкультурной формы. Приходилось врать, что забыла форму дома, или брать ее взаймы у одной из девочек, получивших освобождение. Но, заполучив форму, Марго тут же расслаблялась и с упоением носилась по залу во время игры в баскетбол, вопя, чтобы мяч пасовали ей. Анита же так зажималась от застенчивости, что мяч часто попадал ей в голову.

Но бывали и приятные моменты. В полдень девочки шли в центр города и разглядывали витрины роскошного, устланного ковролином магазина, торговавшего исключительно свадебными и вечерними нарядами. Анита собиралась играть свою свадьбу весной. Подружки невесты будут в розово-зеленых шелках и в верхних юбках из белой органзы. Марго хотела венчаться осенью, а подружек одеть в абрикосовый бархат. В «Вулвортсе» девочки разглядывали губную помаду и серьги. Они заскакивали в аптечно-косметический магазин и брызгались духами из пробников. Если у девочек были деньги от матерей на что-то необходимое, на сдачу они покупали вишневую кока-колу или сладости. Анита и Марго не бывали глубоко несчастны: они верили, что с ними непременно случится что-то замечательное. Они могут стать героинями; вне всякого сомнения, их ожидают любовь и могущество, пусть пока не очень определенные.

Когда они возвращались, Тереза встречала их кофе или какао со взбитыми сливками. Она вскрывала фабричную упаковку печенья и угощала девочек «ньютонами» с инжирной начинкой или маршмеллоу на песочной подложке, припорошенным разноцветной кокосовой стружкой. Она разглядывала учебники девочек и спрашивала, что задали на дом. Стоило упомянуть любой школьный предмет, как выяснялось, что Тереза тоже его изучала. И по всем предметам была отличницей.

– Английский! Всегда отличные оценки за английский! Но тогда я не знала, что влюблюсь и поеду в Канаду. Тогда я думаю, только белые медведи живут в Канаде!

Руэл по возвращении не заходил в магазин. Он начинал заниматься автобусом или возиться с чем-нибудь в гараже. Обычно, когда девочки садились в автобус, Руэл бывал в хорошем настроении. «Прошу занимать места согласно купленным билетам! – провозглашал он. – Пристегните ремни! Поправьте кислородные маски! Прочитайте молитвы! Мы выезжаем на шоссе!» На выезде из города он принимался напевать себе под нос, под шум автобуса. Ближе к дому он снова впадал в утреннее настроение – отчужденное, презрительное непонятно к чему. Когда девочки выходили из автобуса, он мог сказать: «Вот мы и приехали! Окончился прекрасный день!» А иногда ничего не говорил. Зато Тереза в магазине трещала без умолку. Ее рассказы о собственных школьных днях переходили в рассказы о военных приключениях: о том, как немецкий солдат прятался у них в саду и она вынесла ему немножко супа из капусты; о первых виденных ею американцах – чернокожих, они приехали на танках, создавая безумное и восхитительное впечатление, что люди и механизмы каким-то образом соединены между собой. И о ее маленьком свадебном платье – была война, и платье пришлось шить из кружевной скатерти. В волосах у невесты были розовые розы. К сожалению, Руэл изорвал платье на ветошь для гаража. Ну конечно, откуда ему было знать?

Иногда Тереза оказывалась поглощена разговором с покупателем. Тогда девочкам не доставалось угощения – она лишь взмахивала рукой, словно королева, которую провозят мимо в торжественной процессии. Девочки слышали обрывки тех же историй: немецкие солдаты, чернокожие американцы, еще один немец – его разорвало на куски, и ногу в сапоге отбросило к церковным дверям, и там она лежала, а все идущие мимо на нее смотрели. Невесты на корабле. Изумление Терезы – как долго, оказывается, надо ехать из Галифакса сюда на поезде. Выкидыши.

Они слышали, как она говорит, что Руэл, опасаясь за нее, не хочет еще одного ребенка.

«Поэтому он теперь всегда использует защиту».

Кое-кто из жителей в округе говорил, что больше не заходит в этот магазин – никогда не знаешь, что придется выслушивать или на сколько времени там застрянешь.

Как правило (если погода не была уж совсем ужасная), Марго и Анита долго стояли на том месте, где им предстояло разойтись. Они чуть-чуть продлевали истекший день разговорами. Все равно о чем. Как лучше учителю географии – с усами или без усов? Правду ли говорит Тереза, намекая, что они с мужем до сих пор «занимаются»? Девочки говорили бесконечно и откровенно. Казалось, у них нет секретов друг от друга. Но это было не так.

Анита скрывала свои жизненные устремления. Первое – стать археологом – было слишком странным, а второе – стать манекенщицей – слишком тщеславным. Марго открыла подруге, что хочет быть медсестрой. Для этого не нужно платить за учебу, как в университете. А закончив учиться, можно уехать куда угодно и там устроиться на работу. От Нью-Йорка до Гавайев – в любую даль.

Анита подозревала, что Марго тоже кое-что скрывает – то, как на самом деле у нее обстоят дела с отцом. Она описывала свою домашнюю жизнь, словно пересказывая кинокомедию. Отец вне себя от ярости – комик, на которого валятся все шишки; он бегает кругами, тщетно преследуя Марго (стремительную, полную издевки), бьется о запертые двери (амбара), выкрикивает чудовищные угрозы и потрясает первым попавшимся под руку оружием (стулом, поленом, топором). Он спотыкается на ровном месте и путается в обвинениях. И что бы он ни делал, Марго хохочет. Она хохочет, презирает его, видит насквозь его уловки. Никогда, никогда она не проливает ни единой слезы и не вскрикивает от ужаса. Она вовсе не такая, как ее мать. Так рассказывала Марго.

Закончив учиться на медсестру, Анита уехала работать на Юкон. Там она познакомилась с врачом и вышла за него замуж. Это должно было стать концом ее истории – причем хорошим концом, по мнению жителей Уэлли. Однако Анита развелась и продолжала жить. Она снова устроилась на работу, накопила денег и поступила в Университет Британской Колумбии на факультет антропологии. Ко времени, когда Анита приехала домой ухаживать за матерью, она как раз защитила диссертацию. Детей у нее не было.