Читать книгу "Джек - Брильянт - Уильям Кеннеди"

— Мой отец в старости сиживал в этом парке, смотрел отсюда на мир.

Джек повернул голову в сторону парка и улыбнулся. Желтая, как у моего отца, кожа, выдающиеся вперед зубы… И тут вдруг я понял, что их обоих волновало. Я понял: и тот, и другой все свои надежды связывали с завтрашним днем. Они оба всегда смотрели в будущее и не видели настоящего.

Мы заехали в гараж (он находился в Трое, на Четвертой улице) за грузовиком, который Джек взял напрокат у парня по имени Керли — одно время Керли работал у Джека шофером. Теперь у Керли было собственное дело, и десятки грузовиков неустанно катили по дорогам страны, дабы удовлетворить потребность населения в безалкогольных напитках. Хьюберт взял ключи от нашего грузовика, выгнал его из гаража и подъехал к тут же находившейся бензоколонке, где нас заправил какой-то парень в комбинезоне.

— Кекс сегодня возьмешь, Брильянт? — спросил Джека парень.

— Можно, — ответил Джек и протянул парню десятку.

Залив бак с верхом, парень перебежал улицу, зашел в магазинчик и вернулся с тремя завернутыми в целлофан кексами и открытой бутылкой шипучки. Джек съел кекс и, чтобы доставить удовольствие парнишке, который не отходил от него ни на шаг, отхлебнул прямо из бутылки.

— Думаешь, если подашь апелляцию, выиграешь дело, Брильянт?

— Как нечего делать, парень. Против меня лучше не ставь.

Мальчишка — веснушчатый, с большими, как у всех ирландцев, зубами и с хохолком, с которым парикмахер справиться был явно не в силах, — засмеялся и сказал:

— Против тебя ставить?! Тоже скажешь.

— Слушай, парень, — сказал Джек, и я услышал то же, что годы спустя Кэгни сказал Билли Хэлопу[73], — ты меня не за того принимаешь. Я долго не протяну. Во мне ведь больше свинца, чем костей. Ходи лучше в школу. Бандитизм — горький хлеб. Среди бандитов героев не бывает.

— Я слышал, ты был на волосок от смерти, — сказал мальчик. — Это правда?

Джек наградил его ослепительной улыбкой:

— Я всю жизнь на волосок от смерти.

— Говорят, тебя тут какие-то люди разыскивают.

— Видишь, даже дети и те в курсе, — подмигнул мне Джек.

— Если они придут сюда, я им ничего не скажу, — заявил мальчик.

— Молодец, — сказал Джек.

— Про автофургон я ничего не сказал.

— Знаю.

— Я слышал, одного из тех, кто тебя ищет, зовут Гусь.

— Да? И что же ты слышал?

— Что на прошлой неделе в баре Фоли они про тебя расспрашивали.

— А с тех пор тихо?

— Тихо.

— Я тоже об этом слышал, — сказал Джек. — Было дело. Было — и прошло. Гусь на юг улетел.

— Тогда все в порядке, — сказал мальчик. — Хорошая новость.

— Поделись этой новостью со своей старухой матерью, парень. И не путайся с гангстерами.

— О’кей, Брильянт.

Джек дал ему пятерку и сел за руль своего «линкольна», который он купил в рассрочку. Через месяц Джек разорится и платить за машину больше не сможет. Я сел с ним рядом, и мы поехали следом за Хьюбертом на пивоварню, где Джек расплатился за пиво и проследил, как его грузят. После этого мы направились к Барахольщику в центр Олбани. Ехали мы задами, через Северный Гринбуш и Ренсселер, городок вроде Олбани, где Джек мог за «мокрый» товар особо не опасаться, — а оттуда через Даннбридж на Грин-стрит, к Барахольщику.

— О каком автофургоне шла речь? — спросил я Джека, когда мы вновь остались одни в машине.

— С большим грузом спиртного. Однажды пришлось в этом гараже заночевать — за нами была погоня. Бычок тогда всю ночь просидел в автофургоне с пулеметом.

— Ты дал парнишке хороший совет. Но я никогда не поверю, чтобы ты не хотел иметь учеников. Учеников хотят иметь все.

— Этот парень слишком мягкотел, — сказал Джек. — Будь он покруче, я бы сказал ему: «Ну-ка, парень, покажи, на что ты способен», я бы связал его с другими, такими же, как и он, крутыми парнями, которые лезут под пули, — пусть рискнет. Да, тогда бы я рассказал ему и про легкую наживу, и про доступных девочек и сладкую жизнь. А этот парень мне нравится, мне его жалко.

— Фогарти тебе тоже нравился. Почему ж его ты взял к себе?

— Потому что он напоминал мне Эдди.

— Тем не менее ты его заложил.

— Правда? Не знаю, тебе лучше знать.

— Я ж тебе все время говорю, я работаю за деньги. А ты мне сказал: «Черт с ним», сказал, что он и раньше никуда не годился.

— Так и есть. Ты же сам видел, как он стучал. Он был мямлей, слабаком. Он что думал, я нянчиться с ним буду? Ротстайн со мной никогда не нянчился, он меня даже убить хотел — я же на него не стучал. Никогда не доверяй бабникам. Фогарти думал не головой, а членом, в этом все дело. Это его и погубило, а ведь хороший был парень. Верно, я его заложил. Да я любого заложу. Кроме, конечно, Эдди. И Алисы с Мэрион. И тебя, тебя я тоже никогда не продам, Маркус.

— Знаю. И я тебя тоже, Джек. Вся разница между нами в том, что я зарабатываю деньги, а ты их воруешь.

— Что ж еще делать в этом мире, как не воровать?

— Не прикидывайся дурачком.

— А я не прикидываюсь — я последнее время и правда сильно поглупел.

— Вот и не знаешь, кто твои настоящие друзья.

— Друзья! Нет у меня никаких друзей. Взять хотя бы нас с тобой — пообщались да разошлись. Нет, я ничего не хочу сказать, ты отличный парень, Маркус, я это всегда говорил, но за всю свою жизнь, будь она проклята, у меня был только один друг — мой брат Эдди. Специально ведь приехал из Саранака, когда он уже концы отдавал, чтобы помочь мне после перестрелки в «Высшем классе». Как сейчас помню, договорились мы в метро встретиться, на станции «Двадцать восьмая улица», прихожу — а он при параде: соломенная шляпа, бежевый летний костюмчик «палм-бич», новая белая шелковая рубашка, галстук лимонного цвета — выгладит по первому разряду, вот только в костюм, который на нем, еще двоих засунуть можно — так он похудел. Порывался деньги для меня собрать, хотел дела мои вести, пока я в бегах. «Я, — говорит, — на все готов», — а сам, бедолага, еле дышит. Проговорили мы с ним час, встали, я его под руку беру, а он вдруг давай мне проповедь читать. Он, оказывается, в Саранаке этом своем уверовал, да так, что его там «Святым» прозвали. Ездил в инвалидной коляске и душещипательные беседы вел с теми, кто и пальцем-то пошевелить не мог, вздохнуть, мать их растак, боялся… Достал он меня этими своими разговорами, я и говорю: «Брось ты, — говорю, — Эдд, не для меня все это». — «Ты все равно передумаешь», — говорит, а я ему: «Точно, передумаю, и оглянуться не успеешь», а он свое гнет, тут я не выдержал да как гаркну: «Слушай, заткнись, а? Сколько можно?!» А мы уже, пока спорили, на улицу из метро поднялись, стал я ловить такси, чтобы его обратно в «Коммодоре», где у него комната была, отвезти, отпустил его локоть, смотрю: он упал и так закашлялся, что я думал, его наизнанку вывернет. Кашляет и хрипит — вот-вот загнется. Жуткий такой предсмертный хрип. Он после этого, бедняга, и двух месяцев не прожил. Если б не приехал мне подсобить — глядишь, и дольше бы протянул. Ничем уже никому помочь не мог, бедолага, а ведь старался изо всех сил, из последних сил выбивался. Вот что такое дружба, Маркус. Вот это я называю дружбой.