Читать книгу "Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного - Робер Мантран"

В XVII веке два писателя выступают особенно успешно в одном нетрадиционном литературном жанре. Это — Кятиб Челеби и Эвлийя Челеби. Кятиб Челеби (1609–1656), известный также под именем Хаджи Хальфа, был удивительно многосторонним автором. Скромный служащий в администрации финансов, он достиг глубоких знаний во всех областях интеллектуальной деятельности исключительно благодаря единственной в своем роде научной любознательности. Среди прочих его работ одна Кешф юль-зунун («Открытие идей») представляет собой библиографический словарь, дающий сведения о более чем 1500 книгах на арабском, персидском и турецком языках; предисловие к этому внушительному компендиуму знаний написано составителем по-арабски. Другая его работа Джихан нюма («Образ мира») — описание стран Азии. Тухфет уль-Кибар («Подарок великих…») — история морских сражений эпохи Сулеймана Великолепного. Мизан аль-хакк («Весы истины») — богословский трактат, чрезвычайно любопытный для исследователя, который пытается воссоздать картину идейной жизни эпохи. С помощью одного прозелита он переводит Малый Атлас Меркатора и Хондиуса. Одним словом, Кятиб Челеби был энциклопедистом еще до того, как энциклопедисты приступили во Франции к своему грандиозному труду.

Эвлийя Челеби (1611 — ок. 1684) родился в семье придворного сановника, получил великолепное образование, но первые тридцать лет своей жизни провел, не совершив ничего примечательного. Став «чиновником доя поручений» при Мелике Ахмет-паше, который должен был занять пост великого визиря, Эвлийя принялся безустанно путешествовать вдоль и поперек Османской империи, заезжая попутно и в сопредельные страны. Отчет об увиденном и услышанном составил 10 томов Сеяхатнаме («Книги путешествий»), которая при жизни автора считалась развлекательным чтением, годным даже для женщин в гаремах. Это суждение продержалось долго, и Эвлийя Челеби часто служил мишенью для «стрел остроумия» злопыхателей. Конечно, иной раз он слишком уж давал волю своему воображению, а иногда даже подробно описывал страну, в которой никогда не был. Однако если в его колоссальной работе отделить правду от вымысла, то в остатке остается солидная сумма знаний, имеющая большую документальную ценность. Его описание Стамбула, занимающее первый том его Сеяхатнаме, представляет собой первостепенной важности источник для познания жизни османской столицы в XVII веке.

К тому же Эвлийя Челеби, в отличие от знаменитых литераторов своего времени, писал относительно простым языком, употребляя порой даже сочные выражения на местном диалекте или говоре.

Наряду с «ученой» литературой, которая все же как-никак дала ряд несомненно достойных произведений, существует другая литература, уходящая корнями в древнюю тюркскую традицию. Эта другая литература выступает в двух своих главных видах: в религиозном жанре и в произведениях народного творчества.

Литература по религиозной тематике, распространенная в сравнительно малообразованных слоях турецкого общества, отличается от своей «ученой» сестры тем, что пользуется народным разговорным языком; в ней меньше клише, меньше оборотов, заимствованных у арабов и персов. Ее источник — мистическое вдохновение, и в этом отношении она выступает продолжательницей традиции XIII–XIV веков, наиболее ярким выразителем которой был турецкий поэт Юнус Эмре. Для этой поэтической традиции характерно прежде всего то, что она основывается на силлабическом метре и на формах, свойственных народному стихосложению. Ее-то восприняли и развили дервишеские секты, которые смешивают свой неортодоксальный исламизм с древними пережитками тюркского шаманизма. Религиозная литература такого рода использует в качестве своих сюжетов либо «жития святых», либо повествования о чудесном (одно, впрочем, не исключает другого). Древние анимистские ритуалы Анатолии просвечивают сквозь исламскую оболочку в тех обрядах, что сопровождают всю жизнь человека, от его рождения до смерти.

Народная литература в собственном, то есть узком, смысле слова имеет ясно выраженный национальный характер, причем в двойном отношении — и в отношении чистого беспримесного турецкого языка, и в отношении поэтических форм, которые составляют особенность турецкого стихосложения с незапамятных времен. Наиболее распространенная из этих форм — мани, маленькое четверостишие из семи слогов, в котором между собой рифмуются первая, вторая и четвертая строки; иногда только рифма, которая делает возможной игру слов, служит связью между стихами. Темы мани чрезвычайно разнообразны; любовь, сожаления, красота, пожелания, пейзаж, человеческий образ, повседневные работы и т. д. Случается, что некоторые мани образуют между собой более или менее стройное единство. Такие мани чаще поются, нежели декламируются. Точно так же, как и другой вид народной поэзии, тюркю; это стихотворение более длинное, чем мани, причем связь между строфами иногда очень сокращена.

Народная поэзия породила и эпопею или, точнее, особый вид повествовательной поэзии (дестан), которая воспевает подвиги далеких предков, действительных и легендарных.

Народная поэзия черпает свое вдохновение и в религиозном чувстве, особенно это наблюдение относится к таким формам, как мани и тюркю. В целом же она рассматривается образованными людьми и «учеными» поэтами как низкий, вульгарный жанр. Таким образом, расхождение между двумя ветвями турецкой поэзии, «ученой» и народной, с течением времени становится все шире, и только в конце XIX века, в эпоху появления турецких националистических течений, османские литераторы принялись изучать произведения, тематику, способы выражения, присущие народной поэзии, с тем чтобы на их основе воссоздать национальную турецкую литературу, освобожденную от арабских и персидских заимствований.

Наконец, гений народа нашел свое выражение еще в одной форме — в театре. В театре импровизации и, по большей части, фарса, где актеры черпают темы в повседневной жизни, в уличных эпизодах, в контактах между людьми из различных социальных классов. Туркам особенно полюбились два жанра: ортаоуну (игра актеров в окружении толпы) и особенно карагёз (театр теней), персонажи которого представлены фигурками из кожи или пергамена, приводимыми в движение импровизаторами. Карагёз имел огромный успех не только в Стамбуле и в Турции, но и на всей территории Османской империи в регионе Средиземноморья: это, несомненно, главное развлечение простого народа, особенно в ночи рамадана.

Что касается наук, то основной интерес османского образованного общества XVI–XVII веков сосредоточивается, если не считать географии, о которой речь шла выше, на астрономии. Вначале он проявляется в переводе с арабского, но затем и сами турки вносят определенный вклад в развитие этой науки. В Стамбуле по повелению султана Мурада III воздвигается обсерватория (1578), и турецкий ученый Такииеддин публикует ряд ценных работ по астрономическим наблюдениям. Все науки, вообще говоря, представлены переводами арабских философских трудов, придерживающихся, как правило, традиции, восходящей к Аристотелю. Следует отметить, однако, несколько оригинальных работ в области химии. Особый же успех выпал на долю медицины.

В медресе, построенных султанами, и в первую очередь Мехметом Завоевателем и Сулейманом Великолепным, ведется преподавание медицины, причем чтение лекционных курсов сочетается с практикой в больницах, соседних с медресе и находящихся на счету тех же благотворительных фондов, что и сами медресе. Говоря о медресе Мехмета Завоевателя, Эвлийя Челеби отмечает по соседству с ним больницу, «в которой практикуют крупнейшие авторитеты в области медицины, замечательные специалисты по пусканию крови и виднейшие врачи»; среди семи медресе, сосредоточенных вокруг мечети Сулейманийе, одна «посвящена благородной медицинской науке», а рядом с ней имеется больница. В действительности же вплоть до царствования Селима II обучение этой благородной науке было весьма ограниченным, а ее уровень довольно низким. В 1573 году Селим II повелел провести экзамен среди практикующих докторов, с тем чтобы отделить достойных этого звания от недостойных и учредить на постоянной основе экзамены для студентов-медиков по окончании их обучения. Несмотря на эти решительные меры, говорить о расцвете османской медицины значило бы грешить явным преувеличением: все написанное в эту эпоху по медицинской тематике сводится к переводам арабских трактатов и, гораздо реже, европейских. Османская медицина остается, следовательно, очень традиционной, то есть почти закрытой для каких-либо новшеств. Один документ (1704) приводит указ Ахмета III, в котором султан возбраняет применение новых лекарств, прописываемых «франкскими» врачами, и даже повелевает закрыть в Стамбуле и его окрестностях все лаборатории в принадлежащих «франкам» аптеках, где эти лекарства изготавливаются. Стоит отметить, что среди османских медиков преобладают представители религиозных меньшинств и особенно евреи, причем некоторые из последних занимали должности придворных врачей (хекимбаши).