Читать книгу "Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин"

«Еще раз попробовать? Что, если все получится наилучшим образом и я почувствую эту сладкую слабость женщины? Почему бы – нет? Мне сорок один год, я свежа и здорова, как скаковая кобылица. Он уже сложился – боец и личность. Немного смущается, но это понятно. Воспитан просто, чисто и жестко. Жизненный опыт его – война на фоне мятежного Кавказа. В юности даже от врагов легко воспринимаются обычаи, пристрастия, отношение к людям. И говорят, где-то написано: пик женской страсти в сорок пять, а мужской – в девятнадцать лет. Как раз те годы, которые выстроили бы наши с ним отношения». Может быть, именно так рассуждала Марина Петровна, посматривая на Дмитрия.

– Послезавтра ты выходишь вечером, – сказала Илляшевская. – На следующее утро я наметила одно серьезное мероприятие, будешь меня сопровождать. Ты говорил, у тебя есть оружие. Возьми с собой.

Соблюдая осторожность и конспирацию, Дмитрий ездил в Барыбино не на «Жигулях», которые могли опознать, а на элект ричке или на попутках. Приехав в этот раз домой, он срочно позвонил Сидорину и передал ему телефонный разговор Илляшевской из «мерседеса» о том, что «скоро будет», «долго хранить не могу», «рискнем»… и пр. И о том, что намечается «серь езное мероприятие», для которого пригодится оружие.

– Она тебе доверяет, – уверенно сопроводил сообщение Ряузова Сидорин. – Наверно, тут речь о крупной партии наркоты. После первого наезда комитетчиков (имелись в виду «наркополицейские»), после задержания и ареста Коковой, Пигачёва и других, после второго задержания в связи с Галей Михайловой у Илляшевской нет дополнительного шанса. Она вынуждена идти на риск. Накопилось, видать, много товара. Мадам боится потерять налаженный наркотрафик из-за недавних сбоев. Так?

– Может быть, – согласился Дмитрий.

– У тебя правда есть оружие? Какое?

– «Беркут» и три обоймы.

– С Кавказа привез хищную птичку? Ясно. Значит, действуешь таким образом. Точно выполняешь все распоряжения Илляшевской, что бы тебе там ни показалось. Понял? Никакой отсебятины. Я со своей стороны связываюсь только с Комитетом. Свое начальство не собираюсь пока ставить в известность. Тем более, трупов еще нет. Но я Илляшевской устрою, если не сорвется, грандиозное шоу. После него мадам точно сядет. Когда увидишь милицию, и меня в том числе, давай самую примитивную реакцию: дурак дураком. Молодой, мол, еще, испугался. А до того веди себя как ни в чем не бывало. Только из «беркута», по возможности, не пали. Всё, Ряузов. Работаем.

Часть пятая

С вечера повалил снег. Сильно замело шоссе и железнодорожные пути. Автобус до «Липовой аллеи» от станции еле добрался, два раза буксовал. Словом, февраль классически начинался бураном.

Одетый, как обычно, в китайский пуховик и джинсы, – на голове черная вязаная «бандитка», – Дмитрий Ряузов показался для порядка администратору Ольге Куличкиной, той самой шатеночке с детским личиком. Она старалась на него пристально не смотреть. После состоявшейся, видимо, порки Инги-охранницы весь женский персонал «Золотой лилии» вел себя крайне дисциплинированно. Мужская охрана тоже лишний раз у входа не показывалась. Сидели в своей дежурке, прохаживались позади кирпичной цитадели с окошками-бойницами.

Кроме Дмитрия на ночь сегодня оставался еще один страж, немолодой, немногословный Михаил. Человек вечно сонный с виду, неспособный, кажется, ни по какому поводу испытать малейшее волнение. Дмитрий играл с ним в шашки, но водку пить отказался. Михаил подвигал удивленно толстыми рыжеватыми бровями, покосился на стол с бутылкой «Адмирала», солеными огурцами, хлебом и колбасой.

– Ну, как хочешь, Митяй, – сказал Михаил ласково. – А я выпью и закушу. Вообще в холодильнике еще красная рыба, сыр… между прочим, голландский.

Он спокойно заглотал полбутылки, поел основательно. Сунул в волосатые уши провода плейера и задремал.

Дмитрий решил выйти на воздух, походить вокруг филиала. Хотелось поразмыслить над тем, что будет происходить завтра и чем всё это кончится.

Из света ночного фонаря и густых теней на заснеженном дворе возник кургузый силуэт Мелентьевны, престарелой сподвижницы Илляшевской. Мелентьевна поманила охранника указательным пальцем и направилась к главному входу. Войдя в вестибюль, убедилась в его послушании, затем сказала:

– Ну, милок, нахлынуло тебе счастье.

– Нахлынуло? Счастье? – удивился Ряузов. – Чего темните, бабуля? Объясните толком.

– Сам поймешь. Хозяйка велела тебе зайти. Да не в кабинет, а на второй этаж. Последняя дверь. Дотумкал, внучок?

– Ага, бабуся, – ответил он и поднялся по лестнице.

На втором этаже все двери, кроме одной, прикрытой портьерами, были наглухо закрыты. Из-под портьер пробивался еле заметный, голубоватый подтек света. Дмитрий из вежливости снял шапку и стукнул в дверь.

– Заходи, – пригласил его звучный голос Илляшевской.

Откинув портьеру, он вошел. Увидел директрису, сидевшую спиной к нему перед трехстворчатым зеркалом и туалетным столиком, уставленным косметическими флаконами. Ковры на полу и стенах впечатляли. Кроме ковров висели изображения нагих японок с веерами; причем экзотические красотки делали с помощью этих вееров что-то разнообразное и неприличное. Слева под балдахином раскинулась, отблескивая парчой покрывала, обширнейшая кровать. Выключенная люстра подсвечивала гранями хрустальных подвесок, а над кроватью бирюзовыми огнями струило голубоватый свет пятигнездное бра. Нормальная лампочка горела только у трехзеркалки. Поодаль замечена бутылка шампанского и кремовые розы кондитерских яств.

От директрисы веяло сладким запахом духов. Дмитрию внезапно показалось, будто он попал в шкаф с ее нарядами.

Илляшевская была в пунцовом шелковом кимоно. Она встретила вошедшего охранника пристальным взглядом из трех зеркал.

– Марина Петровна, вы меня…

– Тебе нравится у меня в спальне? – перебила она, вставая.

– Да, конечно, – Дмитрий скосил левый глаз на кровать, вполне напоминавшую какой-нибудь языческий алтарь.

Илляшевская торжественно выступила на середину спальни. Отстегнула пряжку у пояса, шевельнула плечами, и пунцовый шелк, тихо шелестя, слился на пол. Перед юношей предстало беломраморное тело с гордо поднятой головой и розовыми сосками. Черный треугольник угольно просвечивал под невидимой кисеей. На шее женщины были бусы из широких лопастей янтаря, вокруг талии золотая цепочка с бриллиантовой висюлькой, указывающей от пупка вниз.

Над Дмитрием будто завихрился эфирный смерч. Он попятился, расширенными ноздрями втягивая одуряющий запах женщины. И какой женщины…

– Так что, дружок, остаешься у меня ночевать? – спросила Марина Петровна…

Утром она появилась во дворе в спортивных брюках, пальто и кепке с наушниками. Дмитрию показалось, что на ее лице как бы меняются легкие гримасы осчастливленной женщины и немного униженной владычицы. По временам она словно задумывалась на несколько секунд и рассеянно усмехалась.