Читать книгу "Варяг - Александр Мазин"

Серега смотрел на еще не разлившуюся реку и как будто видел эти необозримые пространства почти неподвижной воды, торчащие из нее верхушки деревьев. Он знал, что когда-нибудь увидит воочию это половодье. И еще он знал, что случится это не так скоро…

Духарев очнулся, встряхнул головой.

Устах, чтобы не нарушить состояния товарища, спешился поодаль. Серега уже не раз замечал, насколько чуток синеусый варяг и насколько деликатен. На первый взгляд, совершенно неуместное свойство для человека, чья профессия – убивать людей. Но это только на первый взгляд. Именно чуткость, чутье, интуиция дают возможность вовремя применить силу и сохранить жизнь. Интуиция, умение угадать чужие мысли и намерения, опередить… Или не побеспокоить, если речь идет не о враге, а о друге. Это было не столько свойство души, сколько естественная необходимость. Иначе узкие палубы боевых варяжских лодий или нурманских драккаров стали бы слишком тесными для многочисленных дружин. Грубые, невоздержанные в словах и поступках, постоянно ссорящиеся между собой викинги «обитают» только в голливудских фильмах. В реальной жизни такие туповатые ублюдки перерезали бы друг друга на третьей неделе плавания… На радость прочим морским народам. Конечно, Духарев, который никогда не плавал месяцами, под квадратным парусом, по северным морям, об этом понятия не имел. Но отмечал необычайную тактичность Устаха, его уважение к чужому праву на уединение. Отмечал и учился. Правда, деликатность Устаха распространялась только на друзей, равных. Эмоциям всех остальных людей Устах уделял не больше внимания, чем скрипу тележного колеса. Скрипит – смажем. Плохо крутится – сменим.

Днепр… Серега подумал, что раньше, в той жизни, он никогда не видел Днепра. Только Днепрогэс на фотографиях. В той жизни он и подумать не мог, что будет сидеть в седле и глядеть с вершины холма на весеннюю реку. А за спиной у него будет меч и рядом – самый настоящий варяг, один из тех, о ком преподаватель истории в универе, помнится, говорил, что они вообще выдумка. Устах бы ему объяснил, какая он выдумка. Да нет, не стал бы синеусый воин обижать хилого книгочея. Посмеялся бы и продал теоретика за четверть гривны Горазду.

Внезапно Сереге представилось, как он, в нынешнем прикиде, входит в смешной кабачок с сетками под потолком, где они отмечали последний Вовкин день рождения. А что, он ведь смотрелся бы там вполне органично. Получше, чем бандюки в гастуках. А интересно, что было бы, если б он вместо деревянных высыпал на стойку серебро?

Ментов бы вызвали, вот что. И отобрали бы у Сереги меч и прочее. И сунули бы в обезьянник. И сидел бы он, пока кто-нибудь из корешей не приехал и не отслюнявил «выкуп».

«Нет уж, пацаны! – мысленно сказал Серега тем, кто приложил руку или крыло к его „перемещению“.– Не надо меня назад! Мне тут больше нравится! Тут воздух свежий!» Есть, конечно, и минусы. Вроде отсутствия туалетной бумаги, горячего душа и развитой медицины. Зато…

Пепел переступил под Серегой, покосился на всадника: что, так и будем стоять?

– Ты умница,– шепнул ему Духарев с нежностью. Откинулся в седле и испустил душераздирающий визг, приведший в ужас воронью стаю в соседней роще.

Жеребец Устаха перестал щипать траву, поглядел на Серегу осуждающе.

– А знаешь,– сказал Духарев варягу,– кажется мне: не поеду я в Киев. По крайней мере, этой весной.

– Там видно будет,– философски ответил Устах, взбираясь в седло.

Смоленск лежал под ними, как нарисованный. Белые стены, опоясанные черным валом, деревянные причалы – почти вровень с поднявшейся водой, лодки и лодьи, крашеные, новые, и старые, уже потемневшие. Иные уже просели под тяжестью груза, но не отплывали. Серега знал: купцы ждут, когда вода поднимется еще выше и зальет пороги. У причалов без всякого порядка громоздились сараи, за сараями, ниже по течению – верфи. Мимо них, вверх по течению, подталкиваемая длинными веслами, как гигантский жук, ползла боевая лодья. На грязно-белом, почти обвисшем парусе был грубо намалеван красный изломанный крест-свастика.

Устах уже спустился с холма.

– Вперед,– скомандовал Духарев Пеплу, и через несколько минут он и синеусый варяг ехали рядом.

Дорога совсем раскисла. Теперь Серега понимал, почему Горазд так торопился. Задержись они на сутки, и груз пришлось бы навьючивать на лошадей: сани увязли бы в грязище.

Из пригородов тянуло дымом. Где-то близко звенело железо. Кузня, как всегда,– на отшибе.

От дороги ответвилась вверх, на днепровскую кручу, широкая тропа. Устах уверенно свернул на нее. Тропа была нехоженая, покрытая плотной снежной коркой. На обочинах вылезали из лежалого снега, как грибы, столбики из уложенных друг на друга камней. На каждом из верхних булыжников были вырезаны разные знаки. Чаще всего – косой «андреевский» крест. Похожие «монументы» Духарев видел у Волохова капища. Только там само капище еще было огорожено невысоким каменным валом, а здесь ограды не было. Тропа просто вывела наверх, в дубовую рощу. Все деревья тут были старые, подрост тщательно вычищен. Тут и там между деревьями чернели огромные кострища. В них без труда можно было разглядеть кости. Человеческие. Ага! Вот он, родимый!

Широченные плечи, бычья выпуклая грудь, разделенная натрое борода, выкаченные глазищи… Перун.

Устах спешился. Поклонился с достоинством, вынул из кошеля золотое колечко, вложил в раззявленный рот идола.

Серега тоже спрыгнул на землю, тоже поклонился, чтоб не обижать варяга, конечно, а не потому, что собирался молиться этой деревяшке. Но место и впрямь было мощное. Серега даже ощутил, как побежали по спине знакомые мурашки и захотелось выкрикнуть что-то… грозное.

Яростный черный лик языческого бога был обращен к реке. Такую мелочь, как люди, он словно и не замечал.

– Дай ему что-нибудь,– сказал Устах.– Ты – варяг. Твой Христос не обидится.

Серега достал из кошеля смятую в комок половинку шейной серебряной гривны, сунул в черную пасть идола. Звякнуло. Внутри идол был пуст.

Устах поклонился еще раз.

– Мы еще вернемся, молниерукий,– пообещал он.– Я и он.

Как и следовало ожидать, идол не ответил.

Глава семнадцатая, в которой знакомство с городом Смоленском продолжается

После обеда Горазд отправился торговать лодьи. С собой он взял пару приказчиков, Мыша и Устаха. Последнего – не в качестве охраны, а в роли консультанта. Урожденный варяг превосходно разбирался в судах. Устах, в свою очередь, предложил Сереге составить им компанию. Духарев возражать не стал. На постоялом дворе ему делать было совершенно нечего. Слада все еще была где-то в городе, почему бы не пойти поглядеть на кораблики.

Смоленские улицы были узки и извилисты. В иных местах всадникам приходилось ехать гуськом, и места оставалось ровно столько, чтобы не раздавить прижавшегося к забору прохожего, который, разминувшись с полудюжиной весело топающих лошадок, оказывался по уши в грязи.