Читать книгу "СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика - Виктор Баранов"

Время шло, и все чаще приходили мысли: а вдруг кто-нибудь обнаружит его отсутствие, сразу организуют поиск и в первую очередь пойдут искать по тропе к линии фронта. Вот тут-то, пока он тычется во все стороны, как слепой щенок, они его и застукают. Он представил себе переполох в блиндаже и тех, кто будет искать его. Но среди тех, кто остался там, на той стороне, не было таких умелых и отчаянных, чтобы идти в ночь по тропе, где каждый шаг в сторону подобен самоубийству. Все они будут ждать рассвета. Значит, у него еще есть время выбраться из ловушки, в которую сам же и угодил.

Вдруг он вспомнил старшину Шейхаметова. Да, этот может пойти в ночь по опасной тропе. Только он, с его звериной осторожностью и невесомостью легкого тела, мог быстро и бесшумно догнать беглеца. Анджей представил себе, как его схватят здесь, сидящего в окружении минного поля, и заставят идти с поднятыми руками, а потом испить чашу издевательств, ночных допросов, а потом — пулю в затылок! Все в нем заговорило против такого ужасного конца, и он в сотый раз ощупывал заколдованный круг. Наконец нашел выход на тропу и теперь стал осторожно продвигаться вперед. Еще несколько сот метров пути Анджей преодолел ползком, но вдруг услышал посторонний звук, который то затихал, то усиливался ритмично человеческому дыханию. Когда он подполз ближе, понял, что ajo был храп спящего человека. Под корневищем вывороченной столетней ели, лежавшей неподалеку от тропы, удобно устроившись, почивал первый секретный пост. Их никто не проверял, а они не верили в то, что ночью здесь, на минном поле, могут пройти немцы, и поэтому устроили удобную лежку; заваливались с вечера спать.

Теперь уже от поваленной ели рукой было подать до караульной тропы солдат вермахта, охранявших подходы к своим блиндажам, дзотам, упрятанным вдоль просеки леса.

Шейхаметов проснулся с чувством тревоги еще тогда, когда беглец плутал по тропе, натыкаясь на мины. Он взял фонарь и зашел к спящим разведчикам — среди них не было только Княжича. Он быстро обошел все отсеки, потом окрестности блиндажа, и его зоркий глаз смог обнаружить след сапога и примятую траву у начала тропы, ведущей к переднему краю. Старшина не мог понять одного, как мог такой человек, как Княжич, рискнуть выйти ночью на тропу и что могло заставить его пойти на смертельный риск?!

Он не объявил общей тревоги, не стал звонить Сазонову и, захватив с собой маузер, исчез в предрассветной темноте. Старшина лучше всех знал тропу перехода и мог с закрытыми глазами пройти по ней, не отклоняясь ни на один шаг. Гибкий и легкий на ногу, он скользил бесплотной тенью по тропе и был уверен, что нагонит беглеца, но его старания были напрасны. Их разделяло не больше ста метров, как вдруг впереди сиплый, лающий голос немецкого патрульного, как выстрел, прозвучал в лесной тишине: «Хальт! Хэндэ хох!» Старшина сначала замер, а затем быстро пополз на голоса; мощный луч впереди него высветил стоявшего Княжича, без пилотки, со скаткой на плече. Из темноты вынырнул долговязый «фриц», уперся своим автоматом в живот Княжича и одной рукой обыскивал его. Потом свет пропал, и патрульные, разговаривая с Княжичем на немецком языке, скрылись в темноте.

Ибрагим не успел изготовиться к стрельбе, когда вспыхнул немецкий фонарь и осветил на короткий миг Княжича, старшина не был уверен, что его первый выстрел достигнет цели, а в противном случае — патрульные открыли бы огонь и тогда неизвестно, уцелел бы он от огня двух автоматов.

Вот при таких обстоятельствах неожиданно открылось предательство с отягчающими обстоятельствами, и, как снежный обвал, оно должно было породить лавину грозных последствий.

Ограниченный круг начальства фронтового управления «Смерш» знал, что эта незначительная по сложности и масштабам операция была прологом к созданию новой функции их ведомства — тактической разведки, и задумана их шефом — генералом Абакумовым.

Было раннее утро, и Сазонов с Куракиным по горячим следам вели дознание.

Первичный опрос всех, кто был в блиндаже: часовых, патрульных — ничего вразумительного не дал. Каких-либо зацепок, свидетельствующих о подготовке к бегству Княжича, не нашлось. Понимая важность случившегося, Куракин по закрытой связи доложил своему руководству о происшествии. Начальник фронтового управления «Смерш» предупредил Куракина: версию предательства Княжича не выпячивать на первый план и считать, что он ночью заблудился, случайно вышел на передовую и был захвачен немецким дозором. А для того чтобы гнев высокого начальства был смягчен, результаты расследования было решено направить как можно позже, когда острота восприятия случившегося уже пройдет.

Все понимали, что если генерал Абакумов узнает об истинной причине провала операции, то особистам не миновать разгромного приказа по их ведомству. Самое неприятное для руководства «Смерша» фронта — попасть в немилость к всемогущему шефу контрразведки. Тогда прощайте награждения, командировки в тыл для отдыха, распределение трофейного имущества и другие блага! Сазонову как представителю среднего звена служебной лестницы не перепадало и части этих щедрот, но отвечать как исполнитель за персональный подбор разведгруппы, ее проверку и переброску в тыл противника он был обязан. И теперь все обернулось против него! Он был подавлен случившимся и еще раз убедился, что приходивший к нему во сне солдат-мародер с награбленными деньгами был для него предвестником беды.

Теперь все зависело от того, как и куда направит расследование Куракин. Для Сазонова оно могло закончиться отстранением от должности и разжалованием в младшие офицеры. Начались тревожные дни расследования. Полковник хотел установить: почему Княжич перебежал к немцам именно в ту ночь, после их приезда с Сазоновым и встречи с Лукиным. А тот, в свою очередь, очень смущаясь, поведал Куракину о своих сомнениях по поводу сходства Княжича с Лисовецким. Полковник не хотел бросать тень на своего подопечного, вывел его из-под удара и сосредоточился на материалах спецпроверки Княжича, имея при этом свое мнение. Постепенно, шаг за шагом, он все отчетливее уяснял для себя вину Бондарева: его подделки от имени осведомителей и письменный подлог, когда тот занимался опознанием Княжича по прежнему месту службы. Куракин запросил в помощь следователя, и начались допросы. Бондарев сначала юлил, не желая признавать своей вины, потом хотел все переложить на Сазонова, выгораживая себя малоопытностью в особисте кой работе, но опытный следователь постепенно подвел его к осознанию своей вины и убедил, что чистосердечное признание будет учтено и зачтется в его пользу.

Вскоре дело было закончено и направлено в трибунал с обвинением бывшего заместителя начальника Особого отдела в злоупотреблении служебным положением и служебном подлоге. Прокурор дивизии дал санкцию на арест, а партбюро отдела исключило его из партии. Когда пришли к начподиву Кузакову получать разрешение на исключение из партии коммуниста Бондарева, он долго вертел в руках его учетную карточку и, вспомнив тайный сговор с Бондаревым, ожидание того, что их усилия действительно помогут ему, начальнику политотдела, стать первым лицом у командира дивизии, отодвинув при этом влиятельного начальника штаба полковника Лепина, и то, как он унижался перед Ковалевым, когда ему была устроена очная ставка с Бондаревым, вслух он удостоил своего бывшего единомышленника одной фразой: «Так и надо этому авантюристу!»