Читать книгу "Секрет Юлиана Отступника - Грег Лумис"

Она пришла в себя раньше Лэнга и, забормотав какой-то речитатив, потянулась к его руке, несомненно, предлагая погадать — у цыган это занятие еще оставалось одним из главных источников легального дохода.

Лэнг попятился.

— Non ho spiccioli, нет мелочи, — и, в значительной мере исчерпав запас своих знаний итальянского, быстро пошел прочь.

Цыганка истошно вопила ему вслед, наверняка насылая проклятья на него, на его родных и на его гениталии. Еще одна цыганская профессия.

Лэнг остановился, лишь подойдя к Испанской лестнице, откуда уже был хорошо виден его отель. Лишь тогда он понял, что все еще дрожит. Если бы он не удержал руку и ударил старуху, как собирался, то, скорее всего, сломал бы ей челюсть, если не шею — ведь кости с возрастом делаются хрупкими.

Он вновь представил себе перекошенное от ужаса лицо старухи, и его замутило. Это не был тот адвокат, за которым была замужем Дон. И даже не отставной агент, какого знала Герт, хотя Лэнг и подозревал, что она не стала бы возражать, если бы он вел себя чуть погрубее. В кого он превратился? С того дня, когда Рейлли, откликнувшись на просьбу дочери Дона Хаффа, прилетел в Испанию, ему пришлось столкнуться с дикостью в таком количестве, какого он не видел за все время своей службы в организации, где убийства и нанесение увечий входили в число неизбежных издержек профессии.

«Сам виноват, — сказал ему внутренний голос. — Никто не заставлял тебя лететь в Испанию. А теперь ты не ближе к убийце Дона Хаффа, чем тогда, а Герт мертва, потому что тебе мало было вести адвокатскую практику и управлять основанным тобою фондом. Почему бы тебе не отправиться домой, пока ты не нарвался на то, чтобы и тебя тоже прикончили?»

Лэнг поднимался по ступенькам и спорил с собой, сам не замечая, что говорил вслух:

— Оправиться домой? Может быть. Но лишь после того, как я выясню, кто убил Герт.

Добравшись доверху, он понял, что у него совершенно пропал аппетит.

Глава 33

Ним, Франция, больница,

в то же самое время

Ночь.

Дежурная медсестра, как обычно, принесла ей снотворное. Она, как обычно, взяла таблетку, спрятала ее под языком, дождалась, пока медсестра уйдет, и, выплюнув пилюлю в салфетку, бросила ее в мусорную корзину. Ей хотелось спать, но она боролась со сном, как со смертельным врагом, сосредоточившись на том, чтобы не уснуть, как будто от этого зависела ее жизнь, причем ей казалось, что так оно и есть. Оставалось только радоваться тому, что медсестра погасила свет в палате, и никто, войдя, не увидит ее открытых глаз. Она очень сомневалась в том, что у нее хватит сил бороться со сном, если она их закроет. Нет, вероятнее всего, ее сразу охватит дремота.

Еще затемно она узнает, можно ли доверять своим инстинктам, своим знаниям, сохранившимся с тех времен, о которых она ничего не помнит.

Бесцветный отсвет от лампы на посту дежурной медсестры проникал из-за приоткрытой двери в палату вместе с узорами теней. Она не могла точно понять, действительно ли часть этих теней обрела какой-то смысл, хотя на первый взгляд ничего не изменилось.

Она несколько раз моргнула, подумав, что это мог быть лишь фокус переутомленных глаз. Напряглась, пытаясь что-нибудь услышать, но уловила лишь звуки собственного сердцебиения и дыхания, похожие на шорох статических разрядов в радиоприемнике, потерявшем волну.

Что-то загородило падавший из коридора отсвет. Лишь на мгновение, но она успела распознать контуры человеческой фигуры.

Чрезвычайно медленно и осторожно она отодвинулась к дальней стороне кровати, сжимая в руке, спрятанной под простыней, железную трубу. Ей хотелось насколько возможно увеличить расстояние от двери. То ли ей помогал недавно вновь обретенный слух, то ли какое-то шестое чувство, но она уже была уверена: нечто, появившееся в палате, движется к ней.

Она чуть повернула голову, чтобы угол глаза, самая чувствительная к движению его часть, мог уловить хоть малейшее изменение обстановки. Рядом с ее кроватью возникло что-то более плотное, более черное, чем сероватый ночной мрак палаты. Было слишком темно чтобы различить силуэт фигуры или субстанции; угадывалась лишь область, где темнота становилась черной как смоль.

Ей показалось, что она чувствует чье-то дыхание, еле ощутимую волну тепла в воздухе.

Действовать она могла лишь наугад, вернее, исходя из своего непонятного атавистического знания. Она резко села на кровати и, стиснув конец трубы, вложила в удар всю силу, ткнув ею вперед и вверх. Если бы она новела свое самодельное оружие снизу вверх, она, конечно, могла бы нанести сокрушительный удар по голове злоумышленника, но могла и промахнуться, а в таком случае второй шанс ей вряд ли представился бы. А удар снизу должен был обязательно угодить стоящему возле кровати хоть куда-нибудь. Если повезет и удар придется под ребра, то можно повредить врагу селезенку — страшная боль мгновенно вывела бы его из строя, — или даже пропороть легкое.

Нанесенный ею удар оказался настолько сильным, что болезненно отдался в ее плечах. И тут же раздался стон, как от сильной боли, и тяжелый удар о дальнюю стену.

Одной рукой она нащупала выключатель ночника и соскочила с кровати, едва ли не опередив вспыхнувший электрический свет. Прямо перед собою она увидела мужчину. Он полусидел, привалившись к стене, и скреб ногами по кафельному полу, пытаясь встать. С его подбородка, под которым, словно козлиная борода, висел оторванный кусок кожи и мяса, капала кровь.

И сразу же она увидела почти точно посередине между собой и упавшим сверкавший нож, который мужчина выронил, когда она ударила его.

Он увидел нож одновременно с нею и потянулся за оружием. Но, прежде чем его пальцы прикоснулись к рукояти, она успела представить себе его анатомию. Никелированная труба взметнулась к потолку, сверкнув, словно меч ангела-мстителя, и опустилась на шею незнакомца точно между четвертым затылочным и первым грудным позвонками, туда, где позвоночник не защищают ни черепные кости, ни плечевые мышцы. Именно там череп соединяется с шеей.

Раздалось два слившихся в один, но все же отчетливо различимых звука — чавканье рассеченного мяса и резкий хруст, словно сломалась сухая ветка. Мужчина замер и больше не двигался.

Отбросив ногой нож в угол, она наклонилась и перевернула его на спину.

Глаза с совершенно незнакомого ей лица уставились в вечность. Она села на пол рядом с убитым и принялась без спешки осматривать его карманы, хотя не представляла себе, что следует искать. В карманах дешевых брюк обнаружились лишь нитки от неопрятно застроченных швов. Ни бумажника, ни документов. Почему-то (этого она тоже не могла объяснить) ее это нисколько не удивило. Можно было подумать, что она именно этого и ожидала.

В легкой ветровке, надетой поверх рубашки поло, оказался внутренний карман. В самой его глубине она нащупала что-то, похожее на бумагу. Так и оказалось. Поднеся находку к свету, она увидела, что это билет не то автобуса, не то подземки в… Название города ей не удалось разобрать. Подняв руку, она поднесла клочок бумаги поближе к лампе.