Читать книгу "Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - Михаил Белозеров"

Игорь пробежал восемьдесят метров до общежития и только когда плюхнулся в одну из комнат на первом этаже, почувствовал, как бешено колотится сердце. Никогда с ним такого не было. Всегда он был вынослив, как джейран, а здесь задохнулся.

* * *

Лёве Аргаткину вначале повезло: чехи ударили левее, через площадь, а тех из них, которые полезли по платформе, он смел одной очередью. Через разрушенные павильоны, оказывается, было трудно пробраться, а спрятаться ещё труднее. Вот они и ограничились всего лишь вялым отстрелом правого фланга — мол, всё равно там один Лёва Аргаткин сидит, что он сделает с пулемётом-то.

С Лёвой были ещё три Киренкиных бойца с автоматами. Двоих поставил так, чтобы прикрывали платформу, а с третьим переместились к той части вокзала, которая смотрела на площадь. И в середине атаки моджахедов они ударили во фланг, и атака захлебнулась. Если бы не очень сильный огонь, который перенесли моджахеды на их фланг, то пощелкали бы они их на площади, как куропаток в чистом поле. Пришлось Лёве Аргаткину и бойцу по-пластунски отползать в сторону железнодорожных путей, потому что здание практически не давало защиты, а два или три пулемёта прошивали его насквозь.

Спрятались они за колонны и стали ждать передышку. Команды отступать не поступало. Потом убило одного из тех бойцов, которые прикрывали платформу, и моджахеды полезли снова. Лёв Аргаткин кинул гранату и по «локалке» услышал долгожданный отбой. Но поди оставь позицию: те же самые боевики расстреляют в спину. Лёва Аргаткин переполз в глубь помещения за вторую линию позиции, и весьма вовремя, потому что боевики так внезапно показались на перроне, что он едва успел передёрнуть затвор и дать очередь.

Боец, которого звали Степаном, кажется, из Омска, Лёва Аргаткин плохо расслышал, сел с гранатомётом «муха» в засаду, и когда боевики скопились за домиком и внутри домика обходчика, ударил в него так, что попал в окно, и они сквозь грохот боя услышали крики смертельно раненных врагов.

Но это оказалась всего лишь пауза: моджахеды мелькнули гораздо правее, за кустами и деревьями, и Лёва Аргаткин сообразил, что их обходят так, чтобы ударить со стороны Яшкиного моста. Тогда он бойцами рискнул, оголил левый фланг и принялся стрелять поперёк железнодорожных путей.

* * *

Боевиков было много. Они мелькали то там, то здесь. И с захватом гостиницы доминировали над площадью и общежитием, не давая поднять головы. Теперь приходилось вести огонь из глубины помещения, потому что высунуться в окно было равносильно смерти: в один миг в него влетало столько пуль, что приходилось вжиматься в простенок и ждать, когда они перестанут визжать и биться о стены, но вслед за ними влетали новые, и так, казалось, до бесконечности. Игорь понимал, что если в течение пяти минут не убраться дальше, в учебный корпус техникума, то их элементарно сомнут со всеми вытекающими из этого последствиями.

В этот момент от Германа Орлова и пришло спасительное сообщение в виде условленной фразы:

— Командир, готовность номер один!

Герман Орлов продублировал три раза, прежде чем Игорь сообразил, о чем идёт речь: голова была, как пустой котёл, мало что соображала. Всё это время он не давал боевикам покинуть первый этаж гостиницы, и у него остался один-единственный магазин.

— Уходим! — крикнул он и вдруг ощутил полное безразличие к собственной судьбе.

Это было маленькое открытие, но разбираться в нём не было, конечно же, времени, как не было времени думать о чём-то постороннем, например о Божене — о той Божене, которую он любил, и там с ней всё было очень и очень сложно и далеко-далеко, словно на другой планете, а здесь и в данный момент надо было просто не пустить боевиков вперёд и при этом умудриться не схлопотать пулю в лоб. К его удивлению, в помещении, в котором он находился, а это был холл, оказалась ещё пара солдат из группы Киренкина и даже Алексей Ногинский, который крикнул:

— Командир, уходи! Я прикрою!

Но Игорь так зло мотнул головой, что Алексей Ногинский понял: дорога каждая секунда, и дело даже не в том, кто кого прикроет, а в ощущении плеча товарища, и спорить не о чем, а конкретно с Игорем Габелым себе дороже. Поэтому он побежал вслед за людьми Киренкина, дав напоследок короткую очередь из пулемёта. Больше Игорь его не видел, хотя бросился следом и вместе со всеми попетлял для приличия во дворе и ввалился в помещение техникума. Слава богу, в спины им никто не стрелял. И это тоже была маленькая, но заслуга спецназа — уловить правильный момент для отступления, а не делать это в панике и не в последний момент, а вполне осознанно. Этому никто не обучает, это надо прочувствовать на собственной шкуре и впитать с армейским потом — то единогласие действий, которое делает толпу боевым подразделением.

Здание было старым, стены были толстыми, и предусмотрительный Юра Драганов, во-первых, перетащил сюда часть оружия, захваченного у боевиков в общежитии, во-вторых, два пулемёта по флангам не дали боевикам ворваться следом на плечах отступающих. Ко всему прочему Олег Вепрев заминировал лестничные пролёты. Даром, что ли, они тащили пластит.

Сколько осталось людей, трудно было понять. Игорь, который, сам не зная того, бежал последним, заметил всего-то пару человек, но это были рядовые из команды Киренкина. А самого Киренкина видно не было. Может быть, он ушёл с первой волной, успокоил себя Игорь и конечно же не поверил самому себе: такие не уходят ни первыми, ни последними, такие вообще никуда не уходят, несмотря на то что иногда плачут. Может быть, ему как раз не хватало плеча товарища, и оно, возникнув из ниоткуда, сыграло такую роль, от которой мурашки бегут по коже, — то боевое славянское братство, о котором не принято говорить, а если и говорят, то вскользь, словно бы стесняясь самого вопроса, да и то после стакана водки.

В здании техникума у него появилось свободное время, без стрельбы и взрывов, и он почему-то потратил его на то, чтобы найти Киренкина:

— Кто его видел? — спрашивал он у его же бойцов, перебегая с этажа на этаж.

— Я! Я видел, как он бежал в общежитие, — ответил один боец.

— И я тоже видел командира, — ответил другой, который был ранен в голову и говорил, растягивая слова.

А остальные пожимали плечами и ничего толком сказать не могли. Один Мамырин сообщил, что, кажется, видел командира на левом фланге и что Киренкин, по сути, спас их, когда они прорвались из Кисловодска.

Игорь не стал говорить, что он сам был на левом фланге. Может, Киренкин уже спустился в туннель? Но это было чисто гипотетическое предположение. Игорь вдруг подумал, что теперь всю жизнь будет гадать, куда делся Киренкин, хотя, казалось бы, за последние годы навидался столько случаев, когда люди пропадали в бою, что должен был привыкнуть к этому, и никто не видел, как они пропали и при каких обстоятельствах. Судьба Киренкина поразила его больше всего, наверное, потому, что он видел, как Киренкин плакал.

— Всем уходить! — крикнул он.

Однако и без его команды было ясно, что если кто и остался, то только самые решительные. На четвёртом этаже никого не было, зато было много оружия — то, чего им не хватило в общежитии. И Игорь первым делом расстрелял пять гранатомётов, чтобы сбить наступательный темп боевиков. Общежитие на втором этаже загорелось, и дым мешал вести прицельный огонь. Но какая война без дыма и огня — так, пустяки, если тебя не поджаривает, то можно воевать. В общем, напоследок он показал, на что годен. И боевики вначале не поняли, что он один: бегал от окна к окну и стрелял уже почти вслепую, разве только если где-то мелькали они, то тратил драгоценные секунды, чтобы прицелиться. И во всём этом была странность: в него не то чтобы ни разу не попали, а даже пристреляться не успевали, и страшна была именно не эта пристрелка, а случайная очередь или граната, на которую ты напорешься.