Читать книгу "Экспериментальный фильм - Джемма Файлс"

украшал венок из увядших цветов. Наклонившись, она зашептала в мое омертвевшее ухо:

– Я приняла вызов Кэтрин-Мэри, я дала ему образ для игры, чтобы он мог доказать свои способности. Моя рука лежит на его лбу, как лежала на лбу Хайатта, когда у него был жар, как лежит на лбу Хайатта рука Госпожи, внутри меня.

Сестра, сестра, когда я опустила пленку в химический раствор, он вновь ожил, мой обожаемый мальчик, я видела, как он бежит через лабиринт и смеется, мысли мои тянулись, подобно шелковым нитям, из моего собственного черепа к голове Вацека, а оттуда к катушке с пленкой, которую он держал в руках.

Хайатт в миниатюре, нарисованный тенью, выгравированный ядом и воспламененный любовью и печалью.

Мои воспоминания удаляются все дальше, спичка, поднесенная к пламени, которое никогда не гаснет…

Это так впечатляюще».

Впечатляюще. Она выбрала именно это слово. От «впечатлить». Отпечатать.

Вацек Сидло, отпечатавший пленку, покрытую нитратом серебра, на ней оставались неосязаемые отпечатки пальцев его прекрасной покровительницы, миссис Уиткомб.

Смотреть наверх было слишком мучительно, поэтому я опустила взгляд. Снова увидела собственную руку. Хотелось лечь в темноте, с мокрым полотенцем на глазах. Хотелось оказаться где угодно, только не быть здесь, не бродить вслепую по темному дому, натыкаясь на мебель и зная, что тебя преследует некто в пыльных длинных юбках, шуршавших словно змеиная кожа.

«…мое бедное слепое дитя, бедный Вацек…

…я рада, что ему не придется увидеть то, что я пытаюсь вернуть в этот мир…

…невидимое, ставшее видимым, потерянное и вновь обретенное…»

Неожиданно из темных комнат я вырываюсь наружу, туда, где сверкает яркий солнечный свет, превративший черноту перед моими глазами в плотную красную пелену, и вокруг – лабиринт, стены которого сплетены из колючих веток. Я двигаюсь медленно, гравий хрустит у меня под ногами, сворачиваю за угол, еще один, еще один…

Надо идти быстрее, как можно быстрее. Красная пелена все еще стоит перед моими глазами, я шатаюсь, не могу удержаться на ногах и падаю на колени. Шелест ткани, подобный звуку разрываемой бумаги, ледяное дыхание у меня на затылке.

Здесь никто не хочет видеть тебя, сестра. Даже ты сама. Но ты все равно приходишь, снова и снова.

Что мне сделать, чтобы ты больше не приходила?

Яркий свет и невыносимый жар. Я знала этот голос, хотя отчаянно не хотела признаться себе в этом. Все тело ломило от боли, в особенности пальцы, сжимавшие перо, запястье так вывернуто, словно я пыталась писать левой рукой. Два совершенно разных почерка, ни один не похож на мой, менялись местами на бумаге, словно записывая некий беззвучный разговор, вопросы и ответы. Протокол встречи, которой не было.

Это сработает?

ДА

Мне стоит попробовать?

НЕТ

Почему нет?

НИЧЕГО ХОРОШЕГО НЕ ВЫЙДЕТ

Но если я все-таки попробую?

ЧТО БУДЕТ, ТО БУДЕТ

Может, моей рукой водили духи, как на сеансах Кэтрин-Мэри дес Эссентис. Спириты вроде как утверждают, что это возможно. Я почти видела, как миссис Уиткомб сидит в темной комнате, наблюдая, как Кэтрин-Мэри торопливо выводит на бумаге строки, диктуемые призраками или ангелами, советы из иного мира. Интуиция подсказывала мне, речь шла о главном деле ее жизни, которое она сумела завершить с помощью Сидло, – фильме, который она смотрела в поезде, фильме, сгоревшем во время показа, ее единственном истинном творении. Там содержался ответ на роковой вопрос, который Госпожа Полудня задает на поле, залитом беспощадным солнечным светом, наставив на своего собеседника лезвие сверкающего меча. Отвратительный запах и голос, этот голос. Голос, который миссис Уиткомб слышала один раз в жизни и никогда не могла забыть.

Оставь меч и будешь спасена, Хайатт вернется, если я все сделаю правильно

(если он еще может вернуться)

В самом низу страницы, последняя запись, сделанная мельчайшими буквами, даже более мелкими, чем фраза, скрытая пятном, которую мне с таким трудом удалось разобрать.

Я должна это сделать. Все будет так, как того хочет Бог…

Как того хочет Она…

Позднее, выискивая доказательства того, что этот призрачный разговор действительно происходил, я нашла несколько страниц вырванных из блокнота миссис Уиткомб много лет – точнее, десятилетий – назад, пожелтевших от времени, с обтрепавшимися краями. Но сейчас, очнувшись, я испытала только облегчение, такое сильное, что оно граничило с тошнотой; мучительная головная боль улеглась, и, хотя меня сотрясала дрожь, я чувствовала себя вполне сносно. В голове у меня было легко, пусто и темно; я наклонилась вперед, упершись руками в колени, и блокнот едва не соскользнул на пол; однако я успела поймать его и бережно отложила в сторону. Наверное, Саймон ощутил движение, потому что он повернулся на бок, что-то сонно пробурчал, пошарив перед собой рукой, нащупал мое бедро и погладил по нему, словно пытаясь меня поддержать.

– Как ты себя чувствуешь? – пробормотал он сонно. – Кажется, я слышал… Что-то тревожное.

– Я работала, а потом уснула. И видела скверный сон.

– Это неприятно.

– Да уж, – вздохнула я.

Совсем рядом раздалось какое-то жалобное поскуливание. Обернувшись, я увидела, что в комнату вошел Кларк. Волосы у него насквозь промокли от пота и торчали в разные стороны, взгляд остекленевших глаз блуждал, под ними темнели круги, на виске пульсировала синяя жилка, которой я не замечала прежде.

– Господи боже, зайка, ты меня испугал! – Саймон, окончательно разбуженный, открыл глаза и сел в постели. – Что случилось? Ты видел страшный сон?

– Не видел, – дрожащим голос ответил Кларк, наклонился вперед, и его вырвало прямо мне на колени.

Хотя больница Святого Михаила была ближе, мы решили ехать в больницу Sick Kids. Помимо того что рвота Кларка имела жуткий запах и устрашающий черно-зеленый цвет, в ней виднелись остатки каких-то клубней, не имевших никакого отношения к тому, что он ел минувшим вечером. К тому же у него явно была высокая температура. Стоило мне коснуться его пылающего лба, пальцы защипало. Пока Саймон вызывал такси, я быстро переоделась и переодела Кларка. Через несколько минут мы все уже сидели в машине, Кларк, сгорбившись, стонал над пластиковой салатной миской. Когда мы добрались до больницы, миска наполнилась почти до краев, так что нам было что предъявить персоналу. Кларка быстро увезли, оставив нас ждать. Взяв себя в руки, я позвонила маме и, стараясь говорить как можно спокойнее, рассказала о том, что произошло.

– Я еду в больницу, – заявила она тоном, не терпящим возражений. Я. впрочем, и не собиралась возражать.

Комната ожидания в больнице Sick Kids – это огромное пространство, в котором раздается эхо. С одной стороны от нее находятся Макдоналдс и