Читать книгу "Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами - Анна Делла Субин"

несчастный, слабый пол…» Рассуждая о возведении Виктории в Ориссе в ранг божества, «Спектейтер» провел ее сравнение с Джоном Николсоном и его последователями: «Королева Викторая, пожалуй, тоже будет сердиться, но вряд ли прикажет пороть бедных ориссанцев». Однако когда речь заходила о богохульном феминизме, ее величество ярилась ничуть не меньше генерала. Одна из предводительниц суфражисток, виконтесса Эмберли, «вполне заслуживает хорошей порки», – кипятилась она. «Данный вопрос приводит королеву в такое бешенство, что она не может себя сдержать, – писала она. – Бог сотворил мужчин и женщин разными – так пусть они и далее остаются каждый в своем положении».

Для колонизаторов Индии божеству – поражающему человека настолько, что он начинает страшиться и трепетать, до такой степени чувствуя себя ничтожеством, что просто не может ему не поклоняться, – полагалось принадлежать к мужскому полу, поэтому британские специалисты практически не прилагали усилий, чтобы понять исконные индийские традиции обожествления женщин. Вместо героики, раскалывавшей небеса, когда туда возносился бригадный генерал, в легендах о почитании женских божеств больше присутствовал трагикомизм. («В Нагпуре поклоняются женщине по имени Дженда Бир, которая, утомившись от жизни, не стала себя сжигать, вместо этого бросившись вниз с дерева» (14).)

По сведениям британцев, в некоторых случаях обожествления женщин присутствовала странная семейная динамика. В своем письме из Траванкора преподобный Сэмюэл Мэтир упоминал историю некоего Валлавана, который пришел к убеждению, что его давно умершая мать превратилась в вечно ворчливую полубогиню (15). В ее бывшей спальне сын в виде подношений стал оставлять то, что она любила больше всего: дорогие сари, лепешки, райские бананы. Как-то раз, когда его жена Патмасури вошла в эту комнату и надела одежду свекрови, в нее тут же вселился ее дух. В состоянии транса она бросилась плясать, выкрикивая мужу: «Сын мой, разве я не твоя мать? Будь спокоен – я принесу тебе счастье». Валлаван взмолился к богине и стал приобщать к культу собственной матери каждого, кто соглашался его слушать. Под конец преподобный Мэтир с облегчением отмечал, что под влиянием его миссионеров семья отказалась от «поклонения демону» и приняла христианство.

В своем труде «Индусы», увидевшем свет в 1817 году, баптистский священник Уильям Уорд рассказал о ряде традиций обожествления женщин в главах с такими названиями как «Поклонение существам странной формы» (16), «Поклонение деревянному полену» и «Низшие небесные существа». Уорд отмечал, что в честь дочерей браминов вплоть до восьмилетнего возраста устраивали пышные церемонии, поклоняясь им как аватарам богини Бхагавати. Вполне возможно, что он имел в виду известный ритуал кумари (17), практиковавшийся в Непале, в ходе которого девочек до возраста полового созревания выбирали в качестве телесных оболочек для богинь, пусть даже всего на один день. Бытовало убеждение, что, если матери приснится красная змея, ее дочь возвысится в ранг божества. В своих наблюдениях из Траванкора преподобный Мэтир упоминал культ матерей, поклонявшихся дочерям, умершим трагической, преждевременной смертью (18) в возрасте слишком юном, чтобы выйти замуж. Он привел рассказ другого миссионера о том, как тот встретил несколько матерей, впавших от горя в мистицизм, которые приносили в дар «молоко, фрукты, лепешки, шелка и цветастые одежды» своим дочерям, после смерти превратившимся в богинь:

Разве эти непорочные демоницы не ваши собственные незамужние дочери, которые умерли?

Они признавали, что так оно и есть.

Как глупо, как унизительно в надежде добиться облегчения бить поклоны и выражать боль перед собственными детьми, которых вы воспитывали, которые вас слушались, боялись, но при жизни никогда не могли утешить при виде ваших слез! Неужели вам даже на миг могла прийти в голову мысль, что теперь, после смерти, эти дети больше властны над вашим земным существованием, чем при жизни?

С этими рассуждениями они соглашались, признавая собственное безумие.

За закрытыми дверями и прозрачными занавесками скромных домов рождались языческие боги. В своих «Индусах» Уорд упоминал о «самых удивительных и жутких видах поклонения божествам», предписываемых некоторыми священными тантрическими текстами. «Желая провести эту церемонию, сначала нужно дождаться ночи и выбрать женщину, которая станет объектом поклонения, – рассказывал священник, указывая, что ею могла быть жена, любовница и даже проститутка. – Затем ее нужно усадить на табурет или мат, принести жареную рыбу и горох, мясо, рис, крепкие напитки, сладости и другие подношения. После этого, – поучал Уорд, вспоминая, что узнал об этом ритуале от эрудированного индуистского священника, – надо произнести заклинания. Женщина, сидящая нагой… – продолжал он, – …» (19). Далее идут наставления из шастры, слишком кошмарные для человеческого уха и не предназначенные для слуха христианина. Британской публике, с такой легкостью впадающей в возмущение, Уорд лишь открыл, что «тех, кто творил подобные ужасы, с каждым днем становилось все больше и больше», а ритуалы приобретали «все более неприличный характер».

Существовал путь на небеса, больше других ужасавший как британцев, так и многих индусов: сати, ритуальное самоубийство индусской вдовы, жертвующей собой на погребальном костре мужа. Принося высшую жертву сагамараны, что в переводе с санскрита означает «умереть вместе» (20), смертная женщина в пылающем огне становилась богиней (21). С помощью этого действа сати обеспечивала спасение не только себе самой, но и своей семье, потомкам и даже зрителям. Церемонии сожжения покойников нередко проводились на берегах рек, чтобы проплывавшие мимо лодки могли их видеть и рассказать о событиях в деревнях, теперь осененных новой святостью. Для некоторых стать свидетелем такого ужасного зрелища представляло собой форму даршана, который сводился к тому, чтобы не только увидеть божество, но и попасться ему на глаза. Вдова облачалась в новое сари и мазала ступни по бокам красной краской. Обходя семь раз погребальный костер, она разбрасывала монеты и рис, которые толпа тут же бросалась подбирать, полагая, что они обладают целительной силой. Затем, призывая в свидетели солнце и луну, вдова произносила ритуальную клятву санкалп, которую Уорд, дважды лично наблюдавший в Бенгалии за подобными самосожжениями, привел в своих «Индусах»:

Пока правят четырнадцать Индр (22),

Или столько лет, сколько на голове ее будут сохраняться волосы

[каковых, говорят, три с половиной миллиона],

Да пребудет она на небесах вместе со своим мужем:

И пусть небесные танцоры все это время делают за него все,

Чтобы он ни в чем не нуждался,

И пусть благодаря этому достойному поступку

Предки ее отца, матери и мужа

Тоже могут отправиться на небеса.

В Бенгалии их называли агункхаки, что переводится как «пожирательница огня» (23): да-да, именно пожирательница, а не пожираемая. Некоторые считали, что в костре горит сама ее добродетель, а пламя и дым лишь служат ей щитом. В этом крещении огнем она искупала грехи своих родственников и предков, выходя из него уже божеством. Ее имя вскоре забывалось, растворяясь в коллективном божестве – многорукой