Читать книгу "Фонарщик - Энтони О'Нил"

Гроувс рассеянно держал треснутую чашку с кофе, который уже остыл, а он так и не притронулся к нему. Обхватив ее руками, он стоял у окна в доме Гетти Лесселс в Марчмонте и поверх дощатого забора, того самого, что, по ее утверждению, сотрясал Зверь, смотрел на улицу, где дерзко, уже после полуночного сигнала светил фонарь. Окно покрылось ледяным узором, на подоконнике скопилась пыль, а рамы потрескались от времени. Было странно, что он замечает такие незначительные детали, задерживает на них внимание, когда по идее должен находиться в состоянии полного бесчувствия.

Он услышал, как со скрипом открылась дверь в соседнюю комнату, обернулся и увидел шерифа — сурового человека по имени Флеминг — и его помощника. Они пришли в дом Лесселс для проведения предварительного допроса без присяги, чтобы не терять времени после убийства самого известного гражданина Эдинбурга, но, к своему разочарованию, обнаружили, что женщину трудно принимать всерьез. Не то чтобы ее слова совсем не имели смысла. Просто этот смысл был диким.

— Чушь какая-то, — сопел Флеминг.

Он подошел к раковине на кухне и вымыл руки, как хирург, совершающий послеоперационное омовение.

— Вы хотите, чтобы мы ее взяли, сэр? — спросил помощник.

— Пока нет, — вздохнул Флеминг. — Мы не уйдем, пока не добьемся от нее хоть чего-нибудь вразумительного.

— Еще кофе, сэр?

— Да. Он может нам пригодиться. — Флеминг вытер руки и посмотрел в другой конец комнаты на Гроувса: — Вам она что-нибудь сказала? Что-нибудь, что имело бы хоть какой-то смысл?

Когда Гроувсу задали прямой вопрос, ему, как и столь многим до него, пришлось спасаться за двусмысленностью.

— В этом деле, — осторожно сказал он, — с самого начала было мало смысла.

«Шериф с трудом, — писал он позже, — верил в это дело. И хотя на месте убийства Болана в отличие от прежних не было оставлено никакого послания, то, что я видел собственными глазами, было достаточно убедительным посланием, и теперь я был готов ко всему».

Несмотря на случившееся, голова у Гроувса была удивительно ясной. Никто не говорил этого прямо, но гибель лорд-мэра неизбежно должна была привести к тому, чего он всегда боялся: дело возьмет в свои руки прокурор, и скоро во главе расследования встанет Восковой Человек. Премьер-министр будет писать письма; может быть, интерес проявит сама королева. Нажим на главное управление в эти холодные рождественские дни прогреет помещение куда эффективнее любой печки, что могло бы весьма обеспокоить Гроувса, если бы он не стал выше этого. Ведя расследование с самого начала, он был уверен, что знает дело лучше всех, какие бы интриги ни плели за его спиной и вне зоны его влияния. Далее, поскольку Прингл и констебли лишь смутно видели несущееся по Этолл-кресит-лейн чудище, он был единственным, кто как следует разглядел морду Зверя, причем с расстояния, практически не оставлявшего сомнений в том, кто это был. Таким образом, он получал особый статус, значительно превышающий возможности простого инспектора объяснить произошедшее, что явное недоверие Флеминга подчеркивало только сильнее. Вдруг Гроувс как-то нерационально уверился: то, что он оказался там в решающий момент, — его рок; и все козни вокруг него показались ему такими же не важными, как жужжание тропических насекомых.

— Вы встречались с этой Тодд, о которой она говорит? — спросил Флеминг.

— Встречался.

— И каково ваше впечатление?

— Неуравновешенная женщина, — признал Гроувс.

— Но демоническая?

Гроувс загадочно улыбнулся.

Флеминг посмотрел на плиту, где в ковше закипал кофе, и глубоко вздохнул.

— Желательно, чтобы пойло было покрепче, — заметил он помощнику. — Мы вполне можем застрять здесь на всю ночь.

Мерцали фонари, сплетался шепот, а в маленькой комнатке на Кэндлмейкер-рау Эвелина сняла муслин, закрывавший окно, и, высунув голову, глянула вниз на ярко освещенную улицу, где маячили по меньшей мере два филера, не отрывавшие взгляда от ее дома.

Она втянула голову, почувствовав уже знакомое ей отвращение — вплоть до тошноты. Эвелина испытала его дважды — когда узнала, что убийство лорд-мэра из ночного кошмара произошло в действительности, и после ухода инспектора Гроувса, в чьих глазах она заметила неприятный блеск.

Она не спала. Она боялась, что вообще не сможет больше спать. Она знала, что за ней придут. Они торчали на улице целыми днями, иногда даже стучали в дверь, проверяя, на месте ли объект. Скоро у них не останется другого выхода, кроме как прийти за ней. Они не будут ведать, что творят, но им придется сделать хоть что-то. Эвелина была к этому готова. Она хотела этого. В сердце у нее было очень тесно, а в голове — сумерки.

Она услышала, как на чердаке снова деловито заскреблась крыса, резко поднялась, налила стакан простокваши и поставила его на крошечный столик. Зажгла свечу, закрепила ее на блюдечке, затем вернулась к маленькой кровати и очень прямо уселась на краешек, глядя на нее до тех пор, пока яркость пламени не вытеснила из поля зрения все остальное. Иногда она так делала, когда нужно было сосредоточиться, но сейчас ее как будто кто-то заставлял, влекла необходимость, которую Эвелина толком не могла себе объяснить. Неужели спасена? Или ей грозит серьезная опасность? Она знала только, что ответ лежит в ярком свете откровения.

Она неотрывно смотрела на гипнотизирующее пламя.

В голове у нее усиливалось сияние, она чувствовала, что погружается куда-то; так было и вчера — она тоже смотрела на свечу. Вдруг раздался тяжелый стук в дверь. Яркость резко уменьшилась.

Постучали еще раз, и она услышала голос:

— Эвелина?

Подавила отчаяние.

— Эвелина, вы откроете?

Было слишком поздно.

— Эвелина…

Оттолкнувшись от кровати, она положила руку на замок, помедлила.

— Эвелина, я полагаю, вы нас ждали.

Она нахмурилась, задетая некоторой развязностью тона, и открыла дверь, не зная точно, почему удивилась.

С лестницы, держа в руке шляпу, ей улыбался профессор Макнайт, а стоявший позади него Канэван смотрел на нее с обычной теплотой.

— Можно войти, Эвелина? — спросил последний почти шепотом, и, конечно, она не могла сказать «нет».

Глава 21

Они были на полпути к Кумаси, когда решили сделать привал на стволе поваленного дельтовидного тополя посреди деревьев высотой с Биг-Бен: в лесу беспощадно влажно, и тропу все плотнее укрывает саван из плотных кожистых листьев и ползающих тварей, похожих на скручивающиеся веревки. Из них троих самый бодрый капрал Эйнсли, он всегда начеку, никогда не известно, что у него на уме; нельзя поворачиваться к Эйнсли спиной. И сейчас, после порции воды и бисквитов, шустрый шотландец приходит в себя первым и, словно по требованию окружающих — либо подтвердить, либо публично отречься от своего происхождения, — кладет на плечо волынку из Хайленда, облизнувшись, прилаживает трубку к губам и, прежде чем затянуть стретспей, экспериментирует с басами.