Читать книгу "Эдуард Стрельцов - Владимир Игоревич Галедин"

душа у Эдика. Из выступления Полищука явствовало, что Эдик человек, в сущности, хороший, что он одумается, исправится, а посему достаточно записать ему строгий выговор, но на футбольном поле оставить, ибо он забитыми голами искупает свою вину».

Сказано было 2 февраля, и сказано неплохо: ведь произошедшее в ноябре 57-го, если строго посчитать виноватым исключительно футболиста, он и вправду кровью искупил. Однако в июне, в свете, так сказать, новых обстоятельств, высказывание районного комсомольского лидера должно смотреться невообразимым слюнтяйством.

Зато Н. Фомичёв и И. Шатуновский с каждой строкой поднимались в параллельной человеческой иерархии всё выше и выше. Даже следователи прокуратуры оставили в покое «семейную» тему Стрельцова. Комсомольский же тандем не постеснялся сообщить миллионам соотечественников, что Эдуард выгнал из дома жену.

...Стрельцов на суде держался исключительно достойно. Все почему-то ждали его последнего слова. Он промолчал. А что говорить? Марианне давно всё сказано. Остальным объяснять что-либо поздно. Приговор известен: 12 лет строгого режима — причём три года за эпизод на Крутицком Валу «пришили» к делу совсем уж незаконно: и никаких вновь открывшихся обстоятельств не нашли, и часть статьи 74-й незаметно умудрились поменять с первой на вторую.

Начиналась другая жизнь. Некоторые недальновидные товарищи рассчитывали, что он, такой слабый и мягкий в быту, такой ведомый и безвольный, сгинет непременно и неотвратимо.

Ошиблись. К счастью.

Глава 7

В ЗАКЛЮЧЕНИИ

Итак, чемпионат мира-58 прошёл без Стрельцова. Подробный анализ результата советской сборной в рамки нашей темы не входит. Однако не один десяток лет многие истинные любители футбола убеждены: будь Эдуард в Гётеборге и Стокгольме — СССР взял бы первенство!

Причём Татушин с Огоньковым в этой связи упоминаются гораздо реже. Нет, повторяют старенькие болельщики: главное — центр нападения. Тут ещё злая судьба приготовила дебют Пеле в матче аккурат против Советского Союза. Дальше — яснее ясного: у них семнадцатилетний вундеркинд выступил, а нашего «сняли с пробега». Отсюда и результат...

В действительности же тема гораздо сложнее.

«Группа смерти», куда наши попали, включала, кроме будущих чемпионов бразильцев, всегда авторитетную Англию, а также бронзовых призёров предыдущего первенства австрийцев. Последних СССР победил, а с британцами помешал несправедливый пенальти, приведший к ничьей и последующей ужасной переигровке, отобравшей силы перед одной четвёртой финала. И южноамериканцы со свежими Пеле и Гарринчей победили Советский Союз (ослабленный к тому же травмой Игоря Нетто) — 2:0.

Но что теперь гадать? Бесспорно, отечественная команда выглядела бы намного сильнее, располагай она тремя отличными мастерами во главе с нападающим, без преувеличения, мирового уровня. Хотя, по моему мнению, справиться с бразильцами образца 1958 года, которые к тому же с каждой игрой действовали всё сильнее и сильнее, не удалось бы никому — в том числе и советской сборной. А вот место на пьедестале почёта с тремя замечательными (пусть и неидеальными в быту!) футболистами мы вполне могли занять. Вплоть до — опять же высказываю своё мнение — выхода в финал.

Реальный же результат известен: поражение от шведов в четвертьфинале. Что болельщики страны победившего социализма восприняли как поражение и по поводу чего переживали пресерьёзно. Так что совершенно неправдоподобная и бездарная байка, будто первая сборная отправилась на «зону» к Стрельцову, где проиграла коллективу зэков, собранному наспех Эдуардом, с разгромным счётом, причём последний гол провёл некий уголовный авторитет, смотрелась достаточно симптоматично.

...В действительности Эдуарда Анатольевича «закрыли» на долгие, если бы не некоторые более поздние перемены в законодательстве, 12 лет. И отбывание срока началось сразу после перемещения в Бутырку. Затем появился новый адрес: «...Мама, меня из Бутырской тюрьмы перевели в пересыльную “Красную Пресню”. Чувствую себя хорошо, так что за меня не беспокойся». Адалине начинается собственно «зона».

«Мама, пришли мне эти вещи: сапоги, телогрейку, чтобы я ходил на работу, помазок для бритья, футболку шерстяную красную с рукавами и ремень для брюк».

Ремня в камере лишают, потому как мало ли что человек придумает с собой сделать. Футболка — с уточнением про материал — и помазок (лезвие, выходит, найдётся) свидетельствуют о том, что мужчина хочет остаться прежним, самим собой. Но вот сапоги с телогрейкой удивляют. Это что же, их не выдавали для работы? Или они были такого качества (или размера?), которое не выдерживало даже самой мягкой критики? Всё-таки, что ни говори, а спецодеждой государство должно обеспечить подданных — пусть и особого рода. Выходит, не обеспечило?

Трудно сказать. Что бы ни случилось далее, о чём бы ни зашла речь — мы должны понимать, что вступаем в мир, где всё не так, как принято в цивилизованном обществе, где те же вроде человеческие законы трактуются совершенно иначе, хотя кажется — так же как везде, где и понятия чести, справедливости, верности существуют в другой, иногда прямо противоположной редакции, меняющей плюс на минус, и наоборот. Зазеркалье, обратная сторона планеты — сравнений масса придумана. А суть одна: нам никогда досконально не докопаться до происходившего в лагерях. Мы способны лишь предполагать с известной долей достоверности.

Надо признать, что Э. Г. Максимовский проделал большую работу, стремясь как можно более точно определить ситуацию, в которую попал Стрельцов за колючей проволокой. Как раз на найденные Эдвардом Григорьевичем примеры и свидетельства и опираются А. П. Нилин и все остальные. Чему верить, чему нет — вопрос в данном случае второй. Главное — думать и анализировать.

Впрочем, и А. П. Нилин внёс, бесспорно, весомый вклад в попытку восстановления истины, опубликовав письма Эдуарда Анатольевича из мест заключения. Эти документы производят, прямо скажем, жуткое впечатление.

Вот следующее:

«Мама, береги здоровье. Тебе будет тяжело без меня, ты продай машину и ни в чём себе не отказывай. Возьми свидание со мной. И мы обо всём поговорим».

Это начало иной, запредельной жизни. «...Будет тяжело без меня», а продашь битую «победу» — живи, «ни в чём себе не отказывай». Он пока ничего до конца не понял. Как, по идее, всякий нормальный гражданин. Он по-прежнему считает, что за него хлопочут такие большие люди, что выговорить страшно. Ошибся, бывает.

Э. Г. Максимовский приводит воспоминания Ивана Александрова, который конвоировал футболиста «по его первому этапу из пересыльной тюрьмы в Кирове в посёлок Лесной Кайского района, в 1-й лагпункт». «По строгости режима, — вспоминал через полвека конвойный, — это был всё равно что пионерский лагерь. Уголовная мелкота сидела, не особо опасные преступники. Впрочем, и мелкота, объединяясь в преступные семьи-сообщества, быстро овладевала жестокими законами воровского мира... В вятских лагерях его ждали, были