Читать книгу "Мой адрес - Советский Союз! Том третий - Геннадий Борисович Марченко"

понемногу сочинилось.

— Это прекрасная вещь! — заявил итальянец. — Текста к ней нет?

— Пока нет, но, возможно, появится, — нагло заявил я, так как в своё время и альбом, и эту песню затёр буквально до дыр.

Так-то она в оригинале играется на рояле, присутствует и арфа, но мне больше импонировала концертная версия с 12-стурнной акустической гитарой Брайана Мэя. 12-струнной гитары тут не имелось, была обычная «испанка», но я на ней и разучивал эту мелодию.

— А ещё что-нибудь сочинил? — продолжал меня допекать настырный Паоло.

— Да, может, песню какую-то, спел бы, — подхватил представитель американской команды.

— Да, Жень, не стесняйся, — поддержал меня и Толя Хохлов.

— Ну и что же вам спеть? — пробормотал я себе под нос. Ни к кому, собственно не обращаясь. — Ладно, вы хочете песен? Их есть у меня!

Стинга я всегда любил, все его романтические медляки вызывали в моей душе отклик, и потому я, ничтоже сумняшеся, исполнил акустическую версию «Shape Of My Heart». Пока пел под собственный аккомпанемент — народ окончательно забросил все остальные дела, и теперь меня окружали с полсотни человек, все, кто находился в этот момент в «Доме культуры».

— Браво! — воскликнул Паоло, когда затихла вибрация струн и я вернул гитару на подставку. — Это было прекрасно! Согласитесь, друзья!

Он обернулся к стоявшим плотной кучкой спортсменам, и все

— А какие проигрыши! — не унимался Паоло. — Парень, ты ведь боксёр, да? Так вот, тебе не боксом надо заниматься, а музыкой! Хотя, конечно, я не исключаю, что и боксёр ты отменный, но сколько ты ещё будешь боксировать? Лет десять максимум? Но уже сейчас ты можешь всерьёз заниматься музыкой, и поверь — тебя ждёт большое будущее.

— Это точно, — поддержал его также на английском представитель французской сборной, чьи щёки украшали смоляного цвета бакенбарды. — Я немного умею играть на гитаре, покажешь хотя бы аккорды?

В общем, на какое-то время мне поневоле пришлось стать героем вечера в отдельно взятом, предназначенным для культурного отдыха заведении. Наутро на построении перед разминкой Степанов не без ехидства заметил:

— Что, Покровский, вчерашний вечер удался? Говорят, ты стал настоящей звездой? Ты поменьше на всякую ерунду отвлекайся. Впереди у тебя четвертьфинал, пройдёшь шведа — там уже медаль, считай, заработал.

— Да я что, я ничего, Анатолий Григорьевич, — прикинулся я дурачком. — Это так, расслабились вчера немного, так ведь было личное время, я ничего себе лишнего не позволил.

— Ещё бы ты лишнего позволил — мигом бы у меня из сборной вылетел, — пробурчал старший тренер. — Я не понял, чего разулыбались? Весело им… Ну-ка, побежали кросс вон по той тропинке до озера и обратно. На всё даю полчаса. Кто не уложится…

— Сто отжиманий, — вставил Хохлов.

— Даже не надейся. Кто не уложится — будет зубрить «Моральный кодекс строителя коммунизма», чтобы от зубов отскакивало. Листовка у меня с собой, в Госкомспорте перед отлётом выдали, чтобы я с вами профилактические беседы вёл.

Чуть не сказал, что я этот кодекс наизусть знаю, как-никак кандидат в члены партии. Но промолчал. А то ведь заставит ещё что-нибудь учить, какой-нибудь «Капитал» Карла Маркса, а я из него только несколько цитат помнил. А вообще лучше не рисковать, тем более что уложиться в полчаса с моей-то выносливостью — плёвое дело.

— Так, время пошло! — Степанов посмотрел на часы, и мы рванули в сторону леса.

Глава 8

М-да, как-то зябко в такую рань. Вроде только 5 сентября, лето ещё не попрощалось, и днём солнце греет прилично, а в половине четвёртого утра… Бр-р-р! Я поёжился, переминаясь ноги на ногу. Ещё и солнце не взошло, а утренняя роса уже высыпала мириадами капелек на травинках и листьях кустарника, за которым я прятался, из-за чего кроссовки почти сразу стали влажными. Где-то вдали птаха заливается, ей другая отвечает… В общем, пастораль! Это если не знать, что в скором времени здесь может пролиться кровь.

Наблюдательный пост неподалёку от здания на Конноли-штрассе, 31, где проживали члены израильской делегации, и с которого начнётся весь этот бедлам с захватом заложников, я занял в три часа утра. С некоторым запасом, так сказать. С моего наблюдательного пункта местность была как на ладони, я же был надёжно скрыт зарослями густого кустарника.

Судоплатов говорил, что информация о готовящемся теракте отправлена куда надо, и я всячески надеялся, что немецкие спецслужбы предпримут соответствующие меры. А вдруг не предпримут? Вдруг террористов не перехватят в аэропорту вместе с грузом? Тем более имена их неизвестны… И тогда палестинцы с сумками, полными оружия, спокойно перелезут через забор и проникнут в это вот здание, а дальше всё повторится, как в прежнем варианте истории. Получится в таком случае, что я — последняя преграда на пути экстремистов. Хотя, надо признать, так себе преграда. Палка, вырванная из штакетника, да пара крепких кулаков против… Сколько их там должно быть? Кажется, восемь. Успею окучить их всех, прежде чем прозвучат выстрелы? Ох как сердце колотится, ох как тревожно… Готов ли я рискнуть жизнью ради жизней нескольких израильтян?

Хоть бы оружие какое было, а то… Была у меня даже мысль напрячь наших парней, моих соседей по комнате, уж они, уверен, не отказали бы, несмотря на риск для здоровья и, весьма вероятно, жизням. Но всё же не решился их на это дело подписывать. Понимал, что не имею права подставлять своих товарищей, и вообще кого бы то ни было. Разве что местную полицию, тем более что обеспечение безопасности олимпийцев входит в их служебные обязанности.

От идеи вооружиться палкой тоже пришлось отказаться. Даже если я использую фактор внезапности, чтобы одного удачно вырубить, завладеть его оружием… Но вряд ли кто-то из них завернёт в кусты отлить, чтобы нарваться на меня. Куда ни кинь — всюду клин, и я до сих пор пребывал в сомнениях относительно своих действий, если террористы всё же доберутся до жилища израильтян. Может, так и останусь в роли беспристрастного наблюдателя, если пойму, что бессилен чем-либо помочь несчастным евреям. Никого не спасу, а сам глупо погибну. Ради этого мне был дан шанс снова прожить бо́льшую часть своей жизни?

В общем, в 10 ровно сделал вид, что лёг спать, а когда все угомонились и засопели, неслышно оделся и покинул домик. Боялся проспать, хотя внутренний будильник меня редко подводил, и я вполне мог проснуться не в три часа утра, а в четыре или даже пять, когда что-то предпринимать было бы уже поздно. В общем, решил, что лучше перебдеть.