Читать книгу "Черный список - Чандлер Бейкер"

– Проблемы имеют свойство размножаться, не так ли? – сказала Арди Розалите, которая не знала, верно это или нет. Ведь метастазы пускает только та проблема, которую совсем не решают. Арди выжидающе посмотрела на нее, и затем Розалита вспомнила причину, по которой сюда пришла. Все было просто замечательно.

– Я вам кое-что принесла, – сказала она, протянув бумажный пакет.

Арди сузила глаза, скептически поглядывая на пакет. В другой жизни они, возможно, были сестрами. Ну, или, по крайней мере, двоюродными сестрами.

– Я думала, мы рассчитались, – проговорила она, но все-таки взяла.

– Тамале. У меня есть подруга, которая отлично готовит.

Глаза Арди смягчились. Она открыла пакет и вдохнула аромат жареной кукурузной муки.

– Саломон включен в программу обучения…

Арди закрыла пакет.

– Он прошел? – Ее глаза повернулись к блюдцам, к щекам прилила кровь.

Розалита кивнула, к ее горлу подступил комок.

Арди быстро обошла вокруг стола, похлопала Розалиту по плечу, потом обняла и поцеловала в лоб. Розалита не сопротивлялась, потому что охватившее ее ранее внутреннее напряжение ослабло. Когда Арди отступила на шаг, на ее ресницах нависли слезы. А немного хмурый, как у куклы, взгляд Розалиты исчез, и теперь ее глаза светились счастьем.

– Поверь, для меня это лучшие новости за всю неделю, – сказала Арди. Взрослым девчонкам было трудно отыскать в жизни моменты, когда они по-настоящему счастливы друг за друга. Розалита была очень благодарна. – Да что там за неделю – за целый месяц! Если не за год.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Эймс Гарретт выбросился с восемнадцатого этажа. Двое рабочих с помощью отбойных молотков убрали кусок тротуара, где лежало тело, а затем залили углубление свежим цементным раствором…

Произошло это за день до того, как Саломон сдал вступительный экзамен по программе частной школы. Розалита не сказала Арди о том, как переплетены упомянутые два события у нее в голове и какое имеют для нее значение…

После того как две женщины сказали друг другу все, что хотели – не так уж и много, учитывая то знаменательное событие, которое произошло между ними, – Розалита удалилась. И решила ничего не делать, а просто дождаться вечера.

Она встретилась с Кристал, причем обошлась без своего привычного ворчания. Сегодня вечером работа у нее шла быстрее, и даже Кристал не нужно было все время торопить. Сегодня день зарплаты. Ожидание денег на банковском счете всегда окрыляет…

Вечер отличался приятной монотонностью. Тонкий ковролин под ногами. Бесшумные коридоры, в которых загораются автоматические лампочки с датчиками движения. Кристал, которая что-то напевала вслух и ужасно фальшивила. Может быть, она пела своему еще не родившемуся ребенку. Розалита целиком ушла в себя, блуждая по мысленным коридорам, большинство которых, так или иначе, вели к Саломону…

На девятнадцатом этаже она увидела в одном из писсуаров мужского туалета скомканный мокрый лист бумаги.

– Гляди-ка. – В другом писсуаре Кристал нашла еще один лист.

Розалита почувствовала, как ее ноздри медленно раздуваются. Натянув резиновые перчатки, она поочередно оттянула кончики. Потом взяла край первой газеты. На нем была фотография улыбающейся Слоун Гловер из корпоративного каталога. И еще расплывшиеся чернила и… моча. Розалита извлекла еще два листка бумаги: на одном она увидела лицо новой мамочки по имени Грейс, а на другом – Арди. Она с мрачным видом извлекла фотографии из писсуаров – словно человек, обнаруживший на мелководье утопленника с вздувшейся кожей и выпученными глазами.

– Что это? – спросила Кристал, отступив в сторону и наблюдая за каплями мочи, которые образовали мокрый след от кабинки до мусорной корзины.

Розалита сняла перчатки. Запах аммиака усилился.

– Да так, ничего. Учебная стрельба. – Она хотела поскорее принять душ. Что за твари эти мужики! Какие мерзости они творят, особенно когда думают, что никто ничего не увидит и не узнает. И еще хуже, если им все равно, узнают или нет…

Розалита и Кристал так и не закончили уборку туалетов на девятнадцатом этаже. Вместо этого они закатили свою тележку обратно в лифт и спустились на цокольный этаж. У каждой к концу работы ныли спина и ноги, а кожа на руках пересохла от дезинфицирующих средств.

Розалита подошла к бригадиру.

– Слышал, что произошло там, наверху? – спросила она, когда он вручил ей конверт, подписанный на ее имя.

– Про парня, который зарабатывает в десять раз больше меня и который сиганул вниз? Да-а… Подумаешь! Мне плевать.

Розалита вспомнила о рвоте в мусорном ведре – в кабинете погибшего. Только ли она видела первый признак беды, и значило ли это вообще что-нибудь…

Она рассеянно взяла конверт. Там, наверху, начался какой-то переполох. Розалита ведь хорошо помнила, как совсем недавно застала в кабинете ту симпатичную женщину с короткой стрижкой и погибшего. И они… чем-то занимались. При выключенном свете! Теперь еще рвота в полиэтиленовом пакете… Потом выясняется, что мужчины из элитных отделов мочатся на фотки работающих на них женщин. На тех женщин, которых она хорошо знала. Если сразу на всю троицу, то, наверное, это неспроста, размышляла Розалита. Видимо, все события как-то связаны между собой. Но как?

Она разорвала конверт указательным пальцем и вытащила вложенный туда листок. Прочитала цифры, потом прочитала еще раз, потом еще. И так три раза. Вообще, с математикой у нее всегда были проблемы. Но как бы Розалита ни смотрела на чек, сумма, напечатанная в нем, составляла меньше половины ее обычной зарплаты…

Глава 40

18 апреля

Мы жили с чувством вины – примерно так, как другие люди живут с хроническими заболеваниями. Только наш недуг, наверное, был еще менее излечимым. А вина была на любой вкус. Вина работающей мамы. Вина бездетной женщины, заключающаяся в том, что мы отказались от обязательств перед обществом. Мы винили себя за то, что приняли чье-либо приглашение, но твердо знали, что у нас нет времени даже на визит вежливости; за то, что отказались от какой-то работы и за то, что не отказались от нее, когда почувствовали, что нас используют. У нас возникало чувство вины за то, что мы просим для себя большего, и за то, что не выпросили хотя бы какой-то минимум; за работу из дома; за съеденный лишний рогалик; за то, что ты католик, пресвитерианец или иудей. И каждое такое ощущение воспринималось по-разному. Чувство вины преследовало нас даже тогда, когда мы чувствовали себя недостаточно виноватыми – причем настолько, что начинали гордиться такой способностью функционировать в условиях морального конфликта. Иногда доходило до того, что мы добровольно предлагали урезать свою зарплату, просто чтобы облегчить вину от наличия работы и одновременно быть матерью.

Мы постоянно задавались вопросом: правильно ли мы поступаем? Или, наоборот, всё портим? Нам так хотелось успокоить себя, что все изменилось и у нас появились новые перспективы… Но вместо этого мы просто еще раз брызгались дезодорантом, открывали тюбик «Тамс», наносили макияж на наши лживые лица и совершенствовали набор навыков и умений.