Читать книгу "Кукольник - Генри Лайон Олди"

«Небось после рейда Тумидус всех окончательных роботов с „Этны“ спишет. Заменит „свежатинкой“ из здешнего „урожая“. Лети, галера, возьми тебя холера…»

Начались дома: одноэтажные, приземистые, они едва выглядывали из-за высоких заборов, как если бы от страха и любопытства привстали на цыпочки. Крыши, крытые красной черепицей, печные трубы… Как на Сечене, да не совсем. Тут домики аккуратные, заборы крашеные, за заборами — буйная зелень фруктовых деревьев. Ветви гнулись под тяжестью зреющих плодов.

Сразу видно: не крепостные живут — свободные. Для себя стараются, не для барина.

«Недолго вам, бедняги, волей тешиться…»

Он увидел первую аборигенку. Русоволосая девушка в простеньком синем платье лежала лицом вниз на пыльной улочке, выбросив вперед правую руку. Диковинные туфельки с острыми каблучками свалились с ног. Казалось, девушка споткнулась, упала, хотела встать, не смогла, пыталась ползти — да так и застыла, потеряв сознание.

Охальник-ветер без стыда задирал платье, обнажая стройные загорелые ноги и тщась заглянуть дальше.

«Ну зачем я ее заметил?! Что мне стоило сидеть сиднем? Проехали бы мимо…»

Разумеется, проигнорировать девушку не вышло.

— Останови, Сунгхари.

«Кто меня за язык тянул? Гай Октавиан Тумидус? Корсар, отдавший приказ? Долг раба?! Какая разница, глупый ты кукольник, кукла, робот…»

Он спрыгнул с платформы.

Навел на девушку индикатор — словно прицелился.

«Хоть бы красный! Иначе через три года, сняв „клеймо“, останется только купить веревку и повеситься…»

Зеленый.

Лючано махнул рукой напарнику. Вдвоем они легко уложили девушку на платформу. Теперь следовало начать осмотр домов. Ноги понесли его к ближайшей калитке. Напарник шел следом, молчаливо признав в Лючано старшего. Он первый проявил инициативу — ему и командовать. В рамках полученного приказа, разумеется.

Ну и пусть!

Аборигенам все равно ничем не поможешь. А так — хоть какое-то подобие свободы: решать, что делать, отдавать команды другим. Пусть мелкие, пустяковые, в строгих, отмеренных хозяевами границах — но распоряжаться-то будет он!

«Сволочь ты, Тарталья».

«Сволочь! — со знакомой, „клейменой“ радостью согласилась притаившаяся внутри сволочь. — Ну и что? Иди, ищи, братец…»

Калитка оказалась заперта. После второго пинка что-то хрустнуло — видимо, деревянная щеколда, — и калитка распахнулась. Никогда раньше он, как разбойник, не врывался таким образом в чужое жилище. А вот теперь, став рабом, — довелось.

«Хороший случай оправдать собственное прозвище…»

Маэстро Карл и Гишер молчали, зато тайная сволочь разошлась вовсю.

«Заткнись! Без тебя тошно…»

Дорожка, тщательно выложенная из плоских камней. По краям — грядки; перед самым домом — клумба с бордовыми цветами. На пришельцев в изумлении таращатся раструбы соцветий. Дверь в дом приоткрыта. Темная прихожая. «Сени», как говорят на Сечене.

Горница. Никого.

Стол покрыт белой кружевной скатертью. Ручная работа, в метрополиях больших денег стоит. А тут небось обычное дело. В углу — темные лики местных богов или святых. Перед ликами теплится живой огонь. Массивные шкафы, буфет с посудой…

Комната поменьше. На кровати — старуха.

Индикатор загорается красным.

— Пошли дальше.

Напарник без возражений подчиняется.

Следующий дом. Во дворе, на грядке, примяв какую-то съедобную зелень, раскинув руки, лежит босой мальчишка лет восьми. Солома жестких волос, конопушки на щеках; пятки измазаны в жирном черноземе. Глаза широко распахнуты (от ужаса? от изумления?…), смотрят в небо, откуда обрушилась нежданная напасть.

Зеленый.

— Возьми его.

Напарник забрасывает обмякшее тело мальчишки на плечо и несет к платформе.

В дом Тарталья вошел один, споткнувшись у порога о матерого детину — тот лежал ничком, похожий на труп. «Сам не утащу. Вдвоем бы управиться…» Он не поверил своим глазам, когда на индикаторе вспыхнул желтый огонек. Восьмилетний сопляк им, видишь ли, в рабы годится, а здоровенный бугай, на котором пахать можно, — под сомнением. Ну и ладно, нам же легче; сказали «сомнительных» не брать — мы и не будем.

Зато женщина с усталым лицом, сомлевшая за столом, лицом в тарелку с супом, оказалась вполне подходящей. Вернулся техноложец, и они вынесли женщину из дома, уложив на платформу рядом с остальной добычей. Платформа продвинулась вперед шагов на двадцать и зависла напротив очередного дома.

Через полчаса Лючано привык.

Втянулся.

Работа как работа. Зашел, проверил, утащил. Или оставил лежать. Он лишь раз дернулся, увидев валявшихся на земле не людей — птиц. От этого зрелища его без видимой причины пробрало холодом. Только сейчас дошло: вокруг царит мертвая тишина. Шелестят деревья, когда их ветви оглаживает ветер, прилетая из степи, — и все. Ни птичьего щебета, ни жужжания насекомых. Под ногами хрустели хитиновые панцири жуков, упавших наземь.

Мертвый город.

Кладбище.

И рабы — слуги ангелов Смерти — забирают людей в потусторонний мир, где «ботве» до скончания века придется гнуть спину на новых господ.

«Работай, ради всего святого! — выкрикнул почти неслышимый, запеленутый в кокон ужасной тишины маэстро Карл. — Работай и ни о чем не думай! Малыш, за что ж тебя так…»

Гишер промолчал, а тайная сволочь хихикнула.

Они битком наполнили платформу телами, когда пыльная грунтовка кончилась, сменившись булыжной мостовой, а дома выросли до двух-трех, местами до четырех этажей. Лючано отправил Сунгхари с грузом к боту, сам же с напарником прошелся по улице, сортируя редких прохожих по степени пригодности. Годных они стаскивали в одно место и выкладывали рядком на тротуаре, чтоб потом грузить разом, а не собирать по всей улице.

Двое — седобородый старик в черном и пухлая девочка с леденцовым петухом, зажатым в кулачке, — мирно легли бок о бок.

Обоим индикатор дал зеленый свет.

И не хотелось задаваться вопросом: почему?

Заходить в дома и вламываться в каждую дверь Лючано не спешил. Он заглянул за поворот улицы. В конце концов, мы продолжаем выполнять приказ, верно? Проверяем, нет ли за углом пригодной для сбора «ботвы».

Ноги слушаются? — да.

Никто его не одернул: ни снаружи, ни изнутри.

За поворотом лежал опрокинутый экипаж. Лошадь сраженная парализующим лучом, повалилась на бок, увлекая за собой хлипкую повозку. Рядом, неестественно вывернув шею, скорчился кучер в длиннополой куртке и штанах из грубой ткани в рубчик. Из экипажа свешивалась женская рука: тонкое запястье, изящные пальчики, кружевной рукав. На безымянном пальце блестело кольцо.