Читать книгу "Луденские бесы - Олдос Хаксли"

Путь этот был тернистым и, с точки зрения настоятельницы, обладал одним существенным недостатком: он был не заметен со стороны. Можно было достичь каких угодно вершин совершенства, напрямую общаться с небесами, но как это доказать? Никак. Иоанна рассказывала окружающим о своих свершениях, а те лишь качали головой и пожимали плечами. Когда же она начинала вести себя как святая мать Тереза, все покатывались со смеху или злились на нее, называя лицемеркой. Не хватало чего-то более убедительного, сверхъестественного.

О дьявольских чудесах речи больше идти не могло. Сестра Иоанна перестала быть королевой одержимых, она стремилась к прижизненной канонизации. Первое из ее «божественных чудес» произошло в феврале 1635 года. Однажды Исакаарон признался, что три неведомых колдуна, два из Лудена и один из Парижа, завладели тремя освященными просфорами, дабы сжечь их в огне. Сурен немедленно велел Исакаарону отправляться в Париж, чтобы извлечь просфоры из-под матраса, где они были спрятаны. Исакаарон отправился в путь и не вернулся. В помощь ему откомандировали Валаама. Тот сначала упрямился, но все-таки, не выдержав схватки с ангелами, повиновался. Бесам было велено принести просфоры на следующий день, когда закончится послеобеденный экзорцизм. В назначенный час Валаам и Исакаарон предстали перед Суреном и, после судорог и конвульсий, объявили, что просфоры спрятаны в нише над алтарем. «Тут демоны заставили тело настоятельницы вытянуться до необычайной длины». Иоанна была маленького роста, но ее неестественно вытянувшаяся рука достала до ниши и вынула оттуда листок бумаги, в который были завернуты три просфоры.

Этот фокус, весьма неуклюжий, Сурен счел великим знамением. Но в автобиографии сестры Иоанны история с просфорами упоминается лишь мельком. Возможно, она стеснялась трюка, с помощью которого одурачила своего доверчивого наставника. Или же, с ее точки зрения, чудо оказалось недостаточно значительным? Да, она участвовала в этой истории, но на вторых ролях. Ей же хотелось сотворить чудо, которое будет принадлежать ей и только ей. Осенью того же года ее мечта осуществилась.

В конце октября, поддавшись давлению со стороны орденской братии, провинциал Аквитанский велел Сурену возвращаться в Бордо, а на его место назначил иного, менее эксцентричного монаха. Когда эта новость дошла до Лудена, Левиафан пришел в восторг, а сестра Иоанна, напротив, впала в уныние. Она чувствовала: нужно что-то делать. Стала молиться святому Иосифу, и он даровал ей веру, что «Господь поможет нам одолеть этого гордого демона». Три или четыре дня настоятельница болела, не вставала с кровати, а потом ей стало лучше, и она попросила устроить обряд экзорцизма. «Так случилось, что в тот день (5 ноября) многие достойные люди пришли в храм, чтобы посмотреть на экзорцизм — я усматриваю в этом особую милость Господа». («Особая милость» бывала явлена всякий раз, когда в церковь приходили какие-нибудь важные персоны. Именно в присутствии аристократии бесы и свершали самые живописные свои деяния).

Начался экзорцизм, и сразу же «появился Левиафан, самодовольно хвастаясь, что одержал победу над служителем церкви». Сурен призвал беса к смирению, требуя, чтобы тот поклонился Святым Дарам. Как положено, Левиафан завыл и задергался. «Но Господь в извечном милосердии Своем дал нам то, на что мы не осмеливались и надеяться». Левиафан простерся ниц (собственно говоря, это сделала сестра Иоанна) у ног экзорциста. Бес признал, что плел козни против доброго имени Сурена, и стал молить о прощении. Потом, пройдя судорогой по телу настоятельницы, Левиафан покинул свою жертву — навсегда. Это был истинный триумф для Сурена и его методы. Прочие экзорцисты изменили свое отношение к Жан-Жозефу, и провинциал решил дать Сурену еще один шанс.

Сестра Иоанна добилась того, чего хотела, а главное — продемонстрировала, что и сама может властвовать над дьяволами. Они способны превратить ее в юродивую, но и сама она, при желании, может сделать так, что они вообще исчезнут.

После бегства Левиафана на лбу у настоятельницы появился красный крест и оставался там в течение целых трех недель. В качестве чуда это выглядело неплохо, но требовалось что-нибудь поэффектней.

К делу подключился Валаам. Он заявил, что готов покинуть тело настоятельницы, но на память напишет у нее на левой руке свое имя, и надпись эта останется до самой ее смерти. Сестре Иоанне не понравилась перспектива всю жизнь расхаживать с автографом нечистого. Если уж Валаам хочет оставить надпись, то пусть это будет имя святого Иосифа.

Следуя совету Сурена, она девять раз совершила моления в честь этого святого. Валаам всячески пытался воспрепятствовать благому замыслу. Настоятельница чувствовала себя слабой и больной, но не отступалась. Однажды утром, накануне мессы Валаам и Бегемот (бесы злобного хохота и кощунства) залезли к ней в черепную коробку и устроили такой дебош, что сестра Иоанна не смогла совладать с собой. Повинуясь неодолимому желанию, она бросилась в трапезную и там «набросилась на еду с неутолимой жадностью и съела больше, чем трое изголодавшихся людей за целый день». После такой трапезы причащаться было нельзя, и это ставило весь замысел под угрозу.

Охваченная горем, сестра Иоанна воззвала к Сурену о помощи. Он надел ризу и взялся за дело. «Снова в меня вселился бес и вывернул меня наизнанку, да так обильно, что это превосходило все человеческие возможности». Потом Валаам поклялся, что теперь желудок монахини совершенно пуст, и отец Сурен допустил свою подопечную к причастию. «Лишь благодаря этому я исполнила служение святому Иосифу до конца».

29 ноября бес злобного хохота наконец удалился. При этом событии, среди прочих зрителей, присутствовали два англичанина: Уолтер Монтегю, сын первого графа Манчестера, недавно перешедший в католичество и веривший в чудеса с рвением неофита, а также его юный друг и протеже Томас Киллигрю, будущий драматург. Через несколько дней Киллигрю написал другу в Англии длинное письмо, описывая все, что видел в Лудене[72]. Киллигрю пишет, что зрелище «превзошло все его ожидания». Гуляя по церкви, он увидел, как четыре или пять монахинь тихо молятся, преклонив колени, а у них за спиной стоят экзорцисты, держа в руке веревку, привязанную к шее каждой из монахинь. С веревки свисали маленькие крестики — это был «поводок», при помощи которого экзорцист мог удерживать беснующихся чертей в повиновении. Пока же, впрочем, все было тихо и спокойно. «Я не увидел ничего примечательного, кроме этих коленопреклонений». Но полчаса спустя две из монахинь пришли в возбуждение. Одна вцепилась монаху в горло, а другая высунула язык, обняла экзорциста за шею и попыталась поцеловать. Все это время раздавался дикий вой. Потом Томаса позвал Уолтер Монтегю, чтобы посмотреть на то, как одержимые монахини будут угадывать мысли на расстоянии. С Монтегю у бесов проблем не возникло, однако мысли самого Томаса Киллигрю разгадать они не смогли. Все время бесы возносили моления за Кальвина и проклинали римско-католическую церковь. Потом один из бесов вдруг исчез. «Туристы» спросили, куда он подевался. Монахиня ответила так непристойно, что редактор «Европейского журнала» не осмелился напечатать ее ответ.