Читать книгу "Ливиец - Михаил Ахманов"

– Да? – молвил я, чувствуя, что сейчас узнаю истинную причину.

– Корабли, – произнес Иуалат.

– Какие корабли?

– Корабли из Библа, Тира, Сидона и других городов Джахи. Корабли с товарами, которые люди севера не пропускают к нам. И наше зерно гниет в житницах, или мы отдаем его северянам двойной мерой за пурпурные ткани, сирийские клинки, посуду и украшения, что везут с востока. Если же мы хотим отправиться в Саис или другие места торговли, то с нас взимают пошлину, равную половине груза. Мы не можем вывезти даже четвертой части урожая! Для кого же роме сеют и пашут? Для крыс и мышей, что поселились в наших житницах?

Вот оно, подумал я, вот истинная причина! Северная часть Дельты, с ее торговыми городами, Буто*, Саисом, Мендесом и другими, всегда была богаче южной, богаче не только людьми и землями, но также близостью к морю, к Синаю и финикийским городам. Конечно, через этот край всегда проходили завоеватели, в прошлые годы – гиксосы и ассирийцы, а в будущем – персы, Александр Македонский, римляне, арабы, турки. Но зато сухопутные караваны тоже шли сюда, да и судам из Палестины и Финикии этот путь был ближе. Во времена единовластных фараонов это не имело большого значения, но в период усобиц являлось главной причиной для ссор и свар. Северные князья жирели на перепродаже товаров, южных терзала зависть, и это, видимо, и было подоплекой происходящего. Кража пекторали пришлась весьма кстати, и оставалось лишь гадать, кем был нанят похититель-жрец – то ли и правда Урдманой, то ли компанией Пекрура, решившейся на провокацию, то ли вовсе фиванским жречеством, которое желало столкнуть ливийских князей и тем их ослабить. Ну, со временем разберемся…

Часов через пять после полудня начало смеркаться. Тьма в это время и в этих широтах наступает рано и падает стремительно; сумерки длятся около часа, а в четверть седьмого солнце вдруг выключается будто огромный прожектор. Забавный момент; только что в сером полумраке еще виднелись сикоморы, склонившиеся над водой, мягкие очертания берегов, копья тростниковых зарослей и на горизонте дымки над какой-то далекой деревней – все это, хоть смутно, но можно было разглядеть, и вдруг – раз! – щелкнул невидимый выключатель, и наступила темнота. Только по небу плывет перевернутый ладьей серебряный месяц и сияют яркие южные звезды – созвездия Крокодила, Льва, Бегемотихи и Бычьей Ноги, Нерушимая Звезда и Сотис*.

Но к этому часу мы находились уже на косе, образованной речной излучиной, в скрытном месте, где хоть и не было деревьев, зато папирус стоял в человеческий рост. Корабельную мачту убрали, развели костер, выслали дозорных, и дружинники принялись за еду – печеную рыбу, просяной хлеб и пиво. После трапезы я призвал к себе Иуалата и двух старших воинов, Раги с кормчим Осси, и, жалуясь на потерянную память, принялся их расспрашивать. Меня интересовали силы противоборствующих сторон, их дислокация, вооружение, а главное, их предводители – все, вплоть до княжеских родословных. Если судить по числу бойцов, конфликт был скромным и на аналог Троянской войны не тянул – вряд ли у Пекрура и Урдманы со всеми их присными имелось больше десяти-двенадцати сотен оружных. Эпоха многотысячных армий канула в прошлое; теперь у каждого князя была дружина в сотню человек, а у ливийских землевладельцев побогаче, обязанных являться на княжий зов – отряды в пять-восемь человек, как правило, из близких домочадцев, братьев, сыновей да племянников. Триста человек считались уже внушительным войском, и на каждого выведенного в поле бойца приходилось двое-трое оставшихся дома, для защиты собственных угодий или из-за нехватки доспехов и дорогого оружия. Зато это были отчаянные рубаки, не делившиеся, как в прошлом, на метателей дротиков, копейщиков или щитоносцев с секирами, а способные сражаться и тем, и другим, и третьим. В многолюдной стране, чье население хоть и уменьшилось в годину смут, но все же достигало пяти-шести миллионов, эти боевые формирования казались каплей в море. Впрочем, не стоило забывать, что речь шла только о военной аристократии, людях ливийской крови; египтянам, кроме служивших фараону, под страхом смерти запрещалось владеть оружием.

Из беседы со своими помощниками я узнал, что вождь Востока Пекрур, родич моего покойного отца, собрал воинство в пять сотен человек. С ним были Петхонс, Улхени, Баклул, Сокхотп и другие князьки помельче, все – мои дальние родичи, потомки Инара, и ждали они моего прибытия с дружиной. Она, конечно, сократилась вдвое, зато и Урдмана потерял отряд Асуши, перебитый нами, так что силы были примерно равны. К тому же дело могло не дойти до масштабной битвы, а ограничиться поединками между знатными воинами. В этом случае Пемалхим, опытный головорез, был важнее всей своей дружины.

Ночь прошла спокойно. Утром я провел ревизию и обнаружил, что доспехов, копий и секир у нас в избытке, а вот еда подходит в концу. Кроме рыбы, которую мои люди били дротиками прямо с борта, на корабле имелся груз фиников, изюма, лепешек из пшена и проса, кувшинов с пивом и вином. Но люди Асуши, отмечая победу, так приложились к нашим запасам, что их теперь хватило бы на пару дней для двух десятков человек. Конечно, находясь на вражеской территории, мы могли разорить любую деревню, но этого мне не хотелось. С одной стороны, по моральным соображениям, с другой – по тактическим: наверняка весть о нас разнеслась бы по всей округе. Ливийская пословица гласила: тот, кто не желает оставлять следов, ходит по камням. Нашими камнями в данном случае были разлившиеся воды, укромные протоки и скрытные места становищ.

Поразмыслив, я велел править не точно на север, а взять немного к западу, к Саису. Саис был крупнейшим портом на нильских берегах, через который шла торговля с финикийцами.

– Зачем нам запад, мой господин? – поинтересовался кормчий Осси.

– Затем, что нам нужны вино и еда. Держись, как и прежде, вдали от деревень и лодок, но высматривай корабль.

– Наш господин мудр, – хищно усмехнулся Иуалат. – Все, что нужно, мы найдем у торговцев из Джахи. Вино у них, правда, поганое, но если нет фиников с прямой пальмы, сгодятся и с кривой.

Кормчий задумчиво почесал затылок:

– Судно из Джахи… хм-м… Клянусь пупком и выменем Хатор, кого-нибудь мы встретим! Их много плавает в Та-Кем в месяцы хойяк и тиби, когда у нас прохладно. Они идут вдоль берега Уадж-ур, затем поворачивают в рукав Хапи и швартуются в Саисе. Ну, подловим купца!

Он велел одному молодому воину влезть на мачту, другому встать у носового украшения. Ветер был слабый, парус на мачте едва трепетал, и мы двигались на веслах. Гребли неторопливо, чтобы не устать.

Я устроился на корме, в раскладном кресле из позолоченной крокодильей кожи. Труп Асуши лежал у моих ног, и пахло от него не очень приятно. Вдыхая мерзкий трупный аромат, я все больше убеждался, что не довезу свой трофей в целости. Иуалат, сидевший на палубе, и Осси у кормового весла тоже морщили носы. Наконец сотник пробормотал:

– Смердит, как пасть гиены… Плыть еще два дня, господин, и девать его некуда.

– Некуда, – согласился я.

– Полагалось бы сунуть в амфору с медом или вином, но меда у нас нет, а вина мало и тратить его жалко. – Он призадумался, затем произнес: – Я видел, мой господин, как два шакала, чьих имен я не знаю, спорили над твоим бесчувственным телом. Скажи, что они хотели сделать с тобой?