Читать книгу "Ключи Коростеля. Ключ от Снега - Сергей Челяев"

У кого хватит сил остановить это колесо, которое зорзы уже раскрутили своей дьявольской магией? У Травника? Вряд ли. Друиды – не колдуны, они – только служители магии, которая и так разлита в природе. Останавливать всегда трудно. Однажды в детстве он попытался на ярмарке остановить быстро крутящуюся маленькую карусель, ухватив ее рукой, чтобы самому забраться на нее. Тогда он чуть не порвал обувь, пропахав ногами в земле две глубокие борозды, а руку чуть не вырвало «с корнем» – от болезненных ощущений мальчишка Ян тогда не мог избавиться несколько дней. А раз нельзя остановить, нужно прекратить усилия, и карусель помчится еще быстрее. А потом…

Ян похолодел. Он понял, что нужно сделать. «Флаг» из детства был всего лишь тонкой веткой. Если бы он был длинной палкой, можно было не тянуть палку на себя, а наоборот – толкнуть ее вперед. И тогда все мальчишки бы точно попадали наземь, а «флаг» остался в руках победителей!

Вот оно, направление, осенило Коростеля. Но откуда это мог знать хитрый Шедув?! Не тянуть на себя, не стремиться перетянуть канат, остановить колесо, задержать ход времени – на это у него с друидами не хватит ни сил, ни магии. А хватит ли, чтобы помочь зорзам – толкнуть колесо еще сильнее? И тогда оно может проскочить осень! Так, разбежавшись с вершины холма, летя вниз с восторженными криками, мальчишка вдруг замечает на полпути красивую бабочку, но уже не может остановиться и с разгону несется вниз, теперь уже только страшась, чтобы не подвернуть ноги и не покатиться кубарем в крапиву и репейник. А их никогда не бывает на вершинах холмов, но почему-то всегда полно у подножий.

Направление не должно быть противоположным. Оно будет тем же самым, потому что силу иногда нужно направлять не против, а по течению. Так думал опустошенный до звона внутри от изнуряющего понимания Коростель, и ему казалось, что с ним говорил сейчас странный человек с Востока, вдруг взглянувший своими узкими глазами, холодно блестящими над черной полумаской, ему прямо в душу. Теперь Коростель знал, что делать. Или, во всяком случае, на это надеялся. Лишь бы только Снегирь был еще жив. Ян не знал, как все будет потом, как встретят его зорзы и самое главное – Птицелов, но предпочитал сейчас не думать об этом. Ему нужно было все сделать самому, и он чувствовал необъяснимую уверенность в том, что уже стоит на верном пути. Если только уже не поздно.

ГЛАВА 3КЛЮВ ЖУРАВЛЯ

Он предупредил Травника, что к вечеру непременно вернется, взял свечу, нож, дудочку, сделанную Молчуном – после победы над Силой Древес Коростель стал относиться к неиграющей дудочке, как к волшебной вещи. Напоследок Коростель сунул в карманы несколько сухарей и отправился в лес. О том, куда он направляется, Ян решил не говорить никому, даже Травнику. Почему-то ему сейчас казалось, что осторожный и рассудительный друид обязательно помешает ему в задуманном. Путь Яна лежал на север, вновь туда, где Хрум несколько дней назад разыскал в скале заброшенный вход в логово Птицелова. Туда, где они нашли тело Книгочея. Уходя, Ян промолчал и о другом. Той ночью среди прочих снов он видел и сон о Снегире. Но он не сказал об этом друидам, потому что пришлось бы рассказать то, что он видел. А этого Ян сделать был не в силах.

Видимо, действительно, путь Туда всегда длиннее пути Обратно, но когда проделываешь его снова, он уже кажется значительно короче, оттого что места теперь знакомы по твоим собственным приметам. Яну показалось, что он пришел к Мшистым скалам на этот раз гораздо быстрее. Он быстро нашел нужное место и замер от неожиданности: дверь в камне, о которой Хрум говорил, что она вскоре вновь закроется, почему-то осталась видимой. В серой скале по-прежнему зияло прямоугольное отверстие. То ли отсюда навсегда ушла магия, прежде закрывавшая потаенную дверь к зорзам, то ли некогда наложенное на вход заклятие было рассчитано только на один раз.

Обследование внутренних коридоров ничего Коростелю не дало. Затхлый воздух подземной могилы несколько выветрился, но лужи и грязь все так же хлюпали под ногами, и Ян ступал осторожно. Пару раз под ногами пробежали какие-то мелкие зверьки, по всей видимости, крысы, а один раз в боковое ответвление коридора юркнула тявкнувшая от страха и неожиданной встречи носом к носу с человеком маленькая худая лисица. В той темной и холодной кладовке с ледником, где прежде лежало тело Книгочея, все оставалось по-прежнему – после ухода друидов здесь больше так никто и не появился.

Битый час Коростель кричал и упорно колотил всем, что ни попадя, в стены, в надежде, что зорзы услышат его и придут. Но никто так и не вышел, не спросил, чего это он расшумелся в чужом доме. Тогда Коростель вынул дудочку Молчуна и принялся в нее дуть, что было сил раздувая щеки. Он не знал, что должно было в итоге получиться, но что-то подсказывало Яну, что пришло время, когда уже не имеет особенного значения одно какое-то его действие, но ему должно делать все, что только можно придумать, чтобы заявить о себе во весь голос в этом мире, полном магии и зла. Через некоторое время он исчерпал все силы, от натуги у него разболелась голова, и Ян прилег у заброшенного входа в логово зорзов. Спустя несколько минут он уже спал.

Очнулся Коростель оттого, что услышал пение. Пела какая-то старая женщина, и слова немудреной песни выходили шепеляво и надтреснуто, словно в горле у поющей мелких трещинок было хоть отбавляй. Коростеля даже передернуло от этой непрошеной и столь же неприятной мысли, но песня была душевная, и он невольно заслушался. Тем более что голос приближался и слышался уже где-то в окрестных чащах. Невидимая старушка пела о девушке – сизой горлинке, много лет прожившей в разлуке и ожидании милого – столь же сизого сокола, которая потом взяла да и утопилась, только круги по воде. А потом и сизый сокол явился, с опозданием, как водится, всего-то на несколько часов. Но дело-то уже было сделано, и пришлось соколу топиться самому, что он и сделал, дабы песня не закончилась уж слишком быстро. Что случилось дальше, Яну узнать было не суждено, потому что из сосновой чащи вышла старушка.

Она была маленькая, как мышка, одетая в какую-то монашескую хламиду и закутанная в цветастый деревенский платок, из-под которого упрямо выбивались одна-две прядки седеньких жидких волос. Но на божью послушницу она никак не походила. Может быть, тому причиной был уж слишком по-ведьмински крючковатый нос, а может – немалых размеров зазубренный нож, рукоять которого она крепко сжимала своей сухонькой ручкой, больше всего напоминающей сморщенную птичью лапу. В другой ручке старушка держала маленькую корзинку, доверху наполненную земляникой. Петь бабушка уже прекратила, и теперь внимательно обшаривала Яна цепким, неприятным взглядом. Коростель тоже молчал, потому что не знал, что и думать, но он был уверен, что такие старушенции обитают только во сне, да и то – в тех, что вовсе не из лучших. Наверное, и сам он еще спал, потому что ключ на груди Яна уже несколько секунд колотился как бешеный, отчаянно сигнализируя об опасности. Внутренне согласившись с мыслью, что это все происходит еще пока что во сне, Ян успокоился и тут же понял, кто его гостья. Это была третья героиня песенки, которую он только что слышал, та, за которой всегда остается последнее слово. Или, по крайней мере, ее двоюродная сестра.