Читать книгу "Квиллифер - Уолтер Йон Уильямс"

пока я ходил по ювелирным лавкам, мне удалось найти кое-что и для Амалии – как мне показалось, это очень ей подходило.

В ломбарде я отыскал черную адвокатскую мантию, подбитую мехом куницы, почти новую, и теперь мог посещать суд в любое время. Йомены-лучники в красных шляпах и черных кожаных костюмах не впустят туда того, кто явно не имеет отношения к суду, но в новой мантии и шапочке ученика я выглядел вполне респектабельно, не великий лорд, но тот, кто наверняка имеет важное дело в замке. Я взял с собой Кевина и представил его их светлостям Раундсилвер. Конечно, Раундсилвер знал его отца и обрадовался, узнав, что Кевин поможет мне в раздаче каперских свидетельств.

Вечером, накануне того дня, когда Кевин и «Метеор» собирались отбыть в Амберстоун, мы Кевином отправились в замок на представление пьесы Блэквелла о короле Эмелине. Сцену установили посреди огромного Зала Приемов, где царил страшный холод. Королева в золотой диадеме на светлых волосах наблюдала за спектаклем, сидя на троне. Вокруг нее на стульях расположились придворные, остальные расселись на скамьях или прямо на каменном полу. Я пришел пораньше и заплатил швейцару, чтобы тот нашел нам место поближе к сцене – впрочем, нам пришлось устроиться сбоку, чтобы не мешать аристократам. Я прекрасно помнил, как трудно обогреть огромный зал, поэтому принес подушки для удобства и коврики, чтобы не замерзнуть.

Рядом с матерью королевы сидела маркиза Стейн, которая завернулась до самой шеи в лисий мех, как всегда, привлекательная и расслабленная.

Она лишь однажды бросила на меня взгляд искоса и приподняла бровь, но этого оказалось достаточно, чтобы кровь закипела в моих жилах.

С древней галереи прозвучал зов труб. Блэквелл открыл программу, прочитав два стихотворения, первое было посвящено достоинствам королевы, а второе, эпиталама – с опозданием в пару месяцев – в честь его покровителей, герцога и герцогини Раундсилвер.

Какую радость или честь можно сравнить

Со святым венчанием, когда оно

Состоит из равных частей

Лет, состояний, рук и сердец?

Когда в счастливом выборе

Супруга и супруг имеют право голоса!

Прекрасные чувства и удачные стихи, но в обоих содержались призывы к множеству богинь (Добродетели, Победы, Плодородия, Супружеской постели и тому подобное) с просьбой благословить супругов или для лестного сравнения. Я же начал размышлять о том, что Орланда может откликнуться и появиться – для того, чтобы благословить королеву или содрать с меня кожу заживо.

Впрочем, насколько мне известно, ни одна из богинь не появилась.

После аплодисментов Блэквелл удалился, на сцену вышли лорд Белликос и его сторонники, и я с радостью услышал напыщенную речь, что я для него придумал. Блэквелл сочинил описание гражданской войны, в которой король Эмелин собирался поучаствовать, а клоуны добавили несколько смешных реплик, и я почувствовал себя немного обиженным из-за того, что они мало использовали мои строки.

После ухода Белликоса появился король Эмелин и произнес речь об опасностях разногласий внутри страны и иностранного вторжения, а также необходимости объединения двух частей древнего королевства Дьюсланд, распавшегося несколько столетий назад после нападения лордов Осби. Так как я сидел у края сцены, я имел возможность наблюдать за королевой Берлаудой, и мне показалось, что ее увлекли слова предка.

И не ее одну. Речь Эмелина вызвала такие энергичные аплодисменты, что пришлось задержать выход короля Рольфа.

Пьеса, как я уже говорил, являлась в большей степени пышным зрелищем, чем драмой, и успешно продолжала свое шествие в тот вечер. Это был первый спектакль, который я смотрел в помещении, к тому же вечером, что позволяло использовать трюки с освещением и тенями, невозможные под открытым небом. Особое впечатление на меня произвел тусклый красный свет, обозначавший город, охваченный пламенем.

И еще меня позабавило то, что худому Блэквеллу пришлось надеть набивные мышцы, чтобы сыграть славного принца-воина.

Без них принца Алайна сдули бы со сцены его собственные трубы.

Между актами пришлось делать большие перерывы, чтобы опускать люстры и менять на них догоревшие свечи. В это время королева и ее друзья уходили в ее покои, чтобы перекусить, а для остальных имелась такая же возможность снаружи, во внутреннем дворике, где менестрели лорда Раундсилвера наигрывали веселые мелодии. Там я увидел фаворита королевы, молодого виконта Брутена, не разделявшего трапезу с ее величеством, а прогуливавшегося по двору с очень красивой женой, немного старше годами, чем он, и висевшей на его руке как ремора. Было забавно и трогательно наблюдать, как два печальных человека объединились в своих несчастьях.

Мы с Кевином купили вина с пряностями и пакет жареных каштанов и принялись прогуливаться по внутреннему двору. Как всегда, Кевин был одет лучше, чем я, все еще продолжая рекламу семейного бизнеса, и люди принимали его за провинциального дворянина. Я оставался в его тени, наслаждаясь вечером и прохладным воздухом, пока не услышал знакомый голос у самого уха.

– Ну, мастер секретарь, как поживает посольство?

Я вздрогнул, повернулся и увидел лорда Уттербака, одетого в меховую куртку с поднятым воротником. В танцевавшем свете факелов я заметил мрачный смех в его глазах. От удивления я на время потерял дар речи. Наконец поклонился, и мне удалось прийти в себя и ответить на его вопрос.

– Милорд, мне удалось сделать кое-что хорошее, а теперь, когда вы появились здесь, мы сможем продолжить. Лорд Уттербак, вы знакомы с моим другом Кевином Спеллманом, торговцем тканями из Этельбайта?

Он повернулся к Кевину:

– Конечно, я знаю вашего отца. У вас есть новости о вашей семье?

– Пока нет. Я пытаюсь привести в порядок наши расстроенные дела, – ответил Кевин.

– Надеюсь, вы скоро воссоединитесь, – проговорил Уттербак.

– Милорд, – сказал я, – как долго вы находитесь на свободе?

– Около пяти дней, – сказал Уттербак. – Я прибыл в город вчера. Мой отец сразу заплатил за всех нас выкуп, если не считать бедного мастера Гриббинса. – Он улыбнулся. – Однако вы не стали дожидаться его щедрости.

Я был ошеломлен:

– Ваш отец заплатил за меня выкуп?

– Я договорился о цене освобождения всего нашего посольства, за исключением бедного мастера Гриббинса, выпотрошенного сэром Бэзилом лично.

Я рассмеялся:

– Сэр Бэзил договорился об отдельном выкупе со всеми остальными! Именно по этой причине он поместил вас отдельно, чтобы мы не узнали, как благородно вы согласились заплатить за наше освобождение!

И вновь сэр Уттербак мрачно улыбнулся.

– Кто бы мог подумать, что разбойник окажется бесчестным? – сказал он.

– Я отдам вам деньги, – обещал я. – Или вашему отцу. Сколько сэр Бэзил потребовал за меня?

– Десять