Читать книгу "Легенда о Чжаояо. Книга 2 - Цзюлу Фэйсян"

Ло Минсюань причинить вред Лу Чжаояо? Она была так хороша, что даже Мо Цин не осмеливался прикоснуться к ней. Он захотел помочь ей отомстить, но культивация не давалась ему. Тогда Мо Цин еще не знал, что из-за печати Повелителя демонов ему неподвластна духовная сила. Он мог сколько угодно внимать учителю, однако повторить за ним не получалось. Поэтому учитель, к которому его отправила Чжаояо, подтвердил, что он совершенно бездарен. Мо Цин и сам так думал.

Его послали охранять горные врата, что было вполне справедливо, и он никогда никого не винил. Мо Цин хотел просто видеть Чжаояо и приветствовать ее каждый раз, когда она возвращалась на гору. В то время эти мимолетные встречи стали для него единственной потаенной радостью. Демоница нравилась ему настолько, что этого было достаточно. Его радовало само ожидание ее появления, пусть даже… с того момента, как Лу Чжаояо возглавила школу Десяти тысяч убиенных, она ни на мгновение не останавливалась рядом и ее взгляд не задерживался на нем. Мо Цин лишь хотел знать, что она находится позади него, на горе Праха. Ведь когда ветер коснется его одежды и понесется вверх по горе, он поцелует ее в волосы и лоб – одна эта мысль делала его счастливее.

Однако судьба завораживает именно своей непредсказуемостью. После встречи с Лу Чжаояо в жизни Мо Цина произошло много неожиданных событий, и самым невероятным стала ночь перед горными вратами. Это была его тайна, которую он хотел спрятать даже от Лу Чжаояо.

Накануне демоница схлестнулась с Ло Минсюанем в великой битве. Пытаясь запечатать его, она чуть не погибла. Когда Темные стражи принесли ее на гору, многие думали, что глава школы не выживет. Мо Цин сходил с ума от беспокойства, с тревогой ожидая у подножия новостей от Сыма Жуна. Узнав, что Гу Ханьгуан помог ей прийти в сознание и первым делом она приказала устроить банкет, Мо Цин остолбенел. Но главное, что с ней все было в порядке.

В ту ночь, когда гора Праха принимала множество гостей, звезды на небе сияли особенно ярко. Мо Цин стоял на посту, глядя на магические формации Пылающего Огня и Жестокой Стужи, пока во дворце Не-зло гости ели и пили под чарующую мелодию флейты. Воображение рисовало в его голове пиршество, где все веселились и шумели. От ветхого храма из их с Лу Чжаояо прошлого не осталось и следа. Мо Цин на мгновение взглянул на вершину горы, затем сел на ступеньки.

Когда луна поднялась высоко, Мо Цин огляделся и вдруг увидел демоницу. Слегка покачиваясь, она стояла на ступеньках. В руке ее был кувшин с вином, на щеках из-за выпитого выступил румянец, а в томном взгляде горели огни формации за его спиной.

Лу Чжаояо не догадывалась, что ее появление стало для него подарком Небес, и вряд ли поверила бы, что Мо Цин лучше всех понимал тоску своей спасительницы. Другие и не представляли, чего ей стоило запечатать Ло Минсюаня, но он знал. Великое множество гостей – почти все последователи демонического пути – пришли поздравить Лу Чжаояо, и только Мо Цин чувствовал ее боль. Его сердце болело за девушку, у которой когда-то были самые яркие глаза, однако из-за горькой насмешки судьбы сегодня она собственными руками стерла этот свет.

При виде беспомощной Лу Чжаояо, нетвердо стоящей на ступеньках, ему захотелось утешить ее: предложить поменьше пить и как следует заботиться о себе. Он знал, что она не послушает, и все-таки ему самому стало бы легче.

Это была превосходная возможность поговорить с Лу Чжаояо, но, пока Мо Цин подбирал слова, она внезапно произнесла:

– Эй, поймай меня.

Ее струящаяся одежда будто превратилась в крылья, и Лу Чжаояо, подобно бабочке, вспорхнула и упала в его объятия. Она принесла с собой холодный ночной ветер с пьянящим ароматом вина, который застал его врасплох. Едва поднявшись на ноги, он подался вперед и успел только обнять Лу Чжаояо, после чего свалился на спину, и они покатились вниз по лестнице. С большим трудом Мо Цин остановился прямо перед каменной аркой у границы формации. Еще одна ступенька – и Лу Чжаояо, сама того не желая, толкнула бы его в смертоносную ловушку. Но, ощущая мягкое тело, прижатое к его груди, Мо Цин и не подумал упрекать ее.

Он только напомнил ей:

– Глава, ты пьяна…

Лу Чжаояо тут же прижала руку к его губам:

– Ш-ш-ш…

Ее дыхание с ароматом вина коснулось его уха, как мягкая шерстка, щекоча и пробирая до костей.

Она неразборчиво протянула:

– Не шуми, я специально пришла сюда, чтобы найти кого-нибудь, кто сумеет потушить мой огонь.

«Что она сказала?»

Мо Цин начал сомневаться в собственном слухе. Пока он мешкал, Лу Чжаояо схватила его за ворот одеяния, заставила приподнять голову, а затем… поцеловала. Скорее, это был не поцелуй, а укус, и боль тут же отрезвила юношу.

«Нет!»

Он желал Лу Чжаояо. Все чувства, что Мо Цин так старался подавить, вспыхнули с новой силой. Это ведь Лу Чжаояо! Достаточно одного ее слова – и он сделает что угодно.

Однако… ему необходимо держать себя в руках. Она пьяна. Он не может так поступить. Позже, когда протрезвеет, она определенно возненавидит себя.

Мо Цин попытался оттолкнуть ее, но захмелевшая глава школы Десяти тысяч убиенных была настойчива и превосходила его в духовной силе. Она легко подавила все его усилия.

– Будь паинькой и слушайся меня, – только и сказала демоница.

Она что, говорила с ним как со зверьком? Как бы то ни было, Мо Цин не мог отказать ей, чего бы она ни пожелала. Даже сейчас, когда в его голове будто били в набат.

Подобно очаровательной обольстительнице из легенд, Лу Чжаояо впилась в губы юноши, гладила его грудь, нежно покусывала за ухо и кончиком языка обводила мочку. Эти сладкие ощущения наконец сокрушили защиту, и Мо Цин полностью признал поражение. Он не мог не поддаться столь страстному напору ее коварного обольщения и начал отвечать на ласки. Его тщательно скрываемое желание, точно вулкан, вырвалось и затмило само небо.

Однако после недолгой борьбы Лу Чжаояо уступила пылкой настойчивости Мо Цина. Она оттолкнула его, легла ему на грудь и посмотрела снизу вверх.

В свете магической формации он увидел в ее черных зрачках свое изуродованное лицо. Темные следы печати напоминали жутких червей, ползающих по всему лицу. Глаза Лу Чжаояо, словно зеркало, отразили его отвращение к самому себе. Мо Цин тут же повернул