Читать книгу "Призраки Дарвина - Ариэль Дорфман"

мне помешала рука, сжавшая мое плечо.

Она принадлежала — а кому же еще? — Джасперу Виггинсу.

Здоровяк, как и в прошлый раз, застыл у угла стола, глядя вниз, но теперь даже не обращая внимания на эту свою дурочку-подружку в баре. Он пару секунд покачивался, как будто неуверенно держался на ногах, а затем положил вторую толстую руку на загривок Джемми. Вспышка света. Слишком знакомая мне вспышка света, от которой я так много раз страдал, но раньше это было дома, а теперь в баре. Это была Нордстрем с камерой в руках.

— Скажите «сы-ы-ы-ыр», — велела она, наводя камеру.

Еще одна вспышка. Еще один снимок. Нас. Меня. Меня.

Что же делать? Кэм, что делать?!

Но Кэм сладко спала в номере отеля, полная моей спермы и любви. Кэм не могла отразить вспышку камеры, не дать сфотографировать мое лицо, чего я избегал как чумы. Успокойся, Фиц, вот что моя жена шепнула бы мне на ухо. Не привлекай к себе внимания, просто игнорируй его. Ну, двое пьяных американских туристов засняли тебя своей дурацкой камерой в полночь, какое это имеет значение? О, это имело очень даже большое значение для Джемми Эдена.

— Пятьдесят долларов, — сказал он Виггинсу. — Первая фота пятьдесят долларов. Настоящий патагонский индеец. Вторая со скидкой. Тридцать. Так что ты мне должен восемьдесят. Хочешь пять, больше скидка. Сто за пять. Еще три фото, всего двадцать сверху.

— Конечно, дружище, — сказал Виггинс, доставая стодолларовую банкноту. — Тогда давайте еще щелкну. Милый сувенир.

Я вскочил с криком:

— Нет! Больше никаких фотографий. Я выкуплю их у тебя. По сотне за каждый снимок. И двести ему.

Я полез в карман и выгреб все деньги на стол. Я не знал, сколько там было, но уж точно не четыреста долларов, даже близко. Джемми с интересом, внезапно протрезвев, осмотрел Виггинса. Его занимали теперь исключительно деловые вопросы.

— Ты больше платишь? поинтересовался он у Виггинса.

— Ага. — Виггинс вытащил толстую пачку банкнот.

— Теперь твоя очередь, мистер Дружелюбное лицо.

— У меня деньги в отеле, сказал я. — Достаточно денег.

— Платись или катись.

Я убежал в ночь, пытаясь убедить себя, что, когда эта сука Нордстрем проявит свои фотографии, результат собьет их с толку, и они решат, что бар «Сотито» заколдован. Рядом с настоящим, аутентичным, экзотическим индейцем на месте американца, который грубил им, будет еще один индеец, два кавескара бок о бок. Они будут показывать эти фотографии своим друзьям в Литл-Роке, Небраске или Топике и подшучивать над магией вуду и странным парнем, который хотел выкупить свои фотографиb, как будто они пытались украсть его душу. Нет, ну вы можете поверить?

Пробравшись в наш номер в отеле, я чувствовал, будто изменил Кэм, предал ее доверие. Я на цыпочках подошел к кровати. Она не сдвинулась с места, так и лежала на животе, сопя в подушку. Надо было разбудить ее и открыть все, но я не хотел портить нашу экспедицию, слушать, как она ругает меня, что я дурак, раз один поперся из отеля; я терпеть не мог ее сердитый взгляд, ее ахи: ах бедный беспомощный старина Фиц, нельзя на него положиться. Послезавтра, менее чем через тридцать шесть часов, мы снова будем в море, направляясь в Пуэрто-Эден, и она ни о чем не догадается.

Весь следующий день — субботу, десятое октября — я провел в номере отеля, компенсируя вчерашнее происшествие, а Кэм колесила по городу, стремясь осмотреть его весь: кладбище, музей с копией каракки «Виктория», корабля Магеллана, и еще музей, которым управляют салезианцы: «Я тебе покажу все достопримечательности, когда мы вернемся сюда из Пуэрто-Эден. — Кэм ни чуточки не сомневалась, что церемония освободит меня от призрака. — Но мы не хотим рисковать, вдруг кто-то сфотографирует тебя, Фиц, перепутав с пингвином! Только не сейчас, когда мы почти на финише!»

Через несколько часов она вернулась, полная энтузиазма и исторических анекдотов:

— Хорошо, что ты не поехал, там целая толпа туристов, которые фотографировали все, что видели. Ты бы возмутился, Фиц. Сходила в особняк, где раньше жили Брауны, самая богатая семья в этих краях, и экскурсоводы трындели только о том, как Брауны принесли прогресс в Патагонию со всеми этими овцами, но ни слова о туземцах, от которых якобы сначала нужно было очистить землю, ни словечка, Фиц!

Кэм что-то еще щебетала, а затем умолкла, гадая, не чувствую ли я клаустрофобию, застрявший «послушно и терпеливо», как она выразилась, в комнате после нескольких недель, проведенных под куполом неба в открытом волшебстве океана. Она сама признавалась, что речь ее становится все более поэтичной и менее наукообразной.

— Может, прокрадемся в бар внизу? Я только что проходила мимо, и там пустота, да и кто будет делать фотки в дурацком баре, когда снаружи открываются самые захватывающие виды во вселенной?

Я отказался. Я слишком хорошо знал, кто может фотографировать в глупом баре. Что, если адский Виггинс и его подружка остановились в «Кабо-де-Орнос»; что, если они разболтают, что случилось прошлой ночью, и Кэм от них узнает об обмане? Нет, лучше остаться здесь, упиваясь ее дифирамбами моей осмотрительности.

Я испытал облегчение, когда настало воскресенье и мы смогли без проблем выехать из отеля. Ни одного любопытного туриста в четыре часа утра. Только звездный шатер наверху. Даже туман в небе не приглушал яркость звезд. Еще один благоприятный знак. Я напомнил Кэм, что, согласно легендам кавескаров, души умерших находились там, за этими небесными телами, и вскоре, если у нас все получится, к ним присоединится Генри. Или, возможно, Генри уже там, на небосводе, направляет нас к своему дому.

Наши настоящие провожатые, конечно же, ждали нас на борту. Франо и его жена Эльба были счастливы отправиться с нами на прогулку. «Южный Крест» плавно скользил вдоль пролива — в Пасо-Анчо, мимо Баия-Агуа-Фреска, а затем и острова Доусон.

— Доусон, — задумчиво протянул Вударович. — Там располагались миссии, которые окончательно добили кавескаров. Доусон…

Эльба что-то прошептала мужу на ухо, он покачал головой, она настаивала, и он повернулся к нам:

— Моя жена хочет, чтобы вы знали, что я сам чуть не сгинул там. Военные превратили остров в концлагерь для политических заключенных еще в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, после переворота. Я ратовал за права туземцев, поэтому они думали, что я, ну… короче, опасен, но отец Эльбы был полковником, и он вмешался, и вот я перед вами. Забавно было бы оказаться за решеткой там, где томились в заключении патагонцы, которых я изучал и о которых писал, и…