Читать книгу "Город живых - Антон Ледовских"

Люди потом говорили, что не доехали они ни до какого райцентра. Мол, браконьеры местные их за сопкой из двустволок и карабинов расстреляли. Да только неправда это. Я потом уже позже их машину в райцентре нашел и их самих тоже…

Просто сошлось все так, что без слухов не обошлось.

В аккурат через пару дней после того, как «власть» наша деревню покинула, из тайги браконьеры вернулись. И сразу народ на сход созывать стали. Главный средь них Серега Рябой – отец Васьки, обидчика моего наипервейшего, залез на крыльцо и слово держать стал.

– Граждане разлюбезные, односельчане. Пора нам за безопасность свою озаботиться. Были мы в селе соседнем, так к ним уже мертвяки нагрянули пару раз. Если бы мужики ополчение не организовали, то не было бы Марьевки.

Бабы встревоженно зашептались. Васька, чувствуя поддержку, приободрился.

– А что, спрашивается, наша «власть» делает? Катается неизвестно где? Вместо того, чтобы думать, как людей спасти. И скажу я вам, и не собирается она думать.

Тут народ уж загудел громче. У нас принято власть хаять, особенно-то местную. В принципе и столичную можно, но неинтересно. Во-первых, далеко до столицы, а во-вторых, страшно. Причем чего боятся, не знают, а так, по привычке опасаются.

– Нам, мужики, тоже ополчение собирать надо, пока нас спящих по домам умруны не загрызли.

– Ополчение, это хорошо, – подал голос дед Павло, вместе с которым я пришел на площадь. – Да только кто этим ополчением командовать будет? Уж не ты ли?

В свое время дед Павло до пенсии был в нашей деревне лесничим. И ни для кого не секрет, что отношения у него с Серегой Рябым складывались давно и непросто. Что уж там у них было в тайге, никому теперь уж не узнать. Да только не раз возвращался в ту пору Рябой без ружья да без добычи из лесу. Но тем не менее в милицию дед Павло на него ни разу заявление не писал.

Так что теперь, услышав хорошо знакомый голос, Рябой сморщился, как от зубной боли.

– А хоть и я, тебе, старый, какое до этого дело?

Дед недовольно закряхтел.

– Больно ты, Рябой, бедокурный парень, как бы с твоего правления деревне хуже не вышло.

– А я сильно не напрашиваюсь в командиры. Только вы потом не пожалейте и не проситесь мне под крыло, когда вас живьем тут поедать станут.

Около горлопана Рябого появился Васька. Я невольно напрягся. Подле деда мне ничего не грозило, но показываться лишний раз на его бесстыжие глаза я не хотел. Парнем я был худым и не слишком сильным, и доставалось мне от Васьки и дружков его неоднократно. Спасало в основном то, что вот у таких вот слабаков, как я, мозг развивается значительно быстрее, чем у тупых придурков вроде Васьки. Не раз и не два я с наслаждением обходил расставленные ими ловушки и засады. И подолгу с наслаждением потом наблюдал, как мечутся эти хулиганы, нежданно упустившие жертву, которая была так близка. Но нередко радовались и они, подкараулив меня в темном переулке. И не раз приходил я домой с подбитым глазом. Всякое бывало.

В тот день народ так ничего и не решил. Да только с тех пор деревня начала неспешно на три лагеря разбиваться. Некоторые за Серегой Рябым потянулись. Он с братьями своими да сватьями на краю деревни стали форт строить. Валили тайгу почем зря, остановить-то теперь некому было. Видя, как частокол быстро поднимается, многие к нему в ополчение запросились. Рябой никого не гнал, но свой норов показал быстро. Вновь принятые моментально попадали на тяжелые работы, тогда как сам Серега все чаще вместе со своими родственничками бездельем маялись. Некоторые пытались сопротивляться такому положению дел, да только обламывали их братья Рябые быстро. Иерархия в форте воцарилась прямо-таки военная и дисциплина такая же.

На другом краю деревни тоже образовался бастион. Митька Буржуй укрепил и так неслабые стены и тоже начал зазывать народ к себе под крыло. Народ по старой памяти, помня все обиды, что от Митьки претерпели, сильно к нему не шел. Да Буржуй сильно по этому поводу и не грустил. Тем более население его усадьбы беженцы из соседних деревень – Марьевки и Погореловки – пополнили изрядно. Народ оттуда бежать начал, поскольку мертвяки деревеньки все чаще навещать стали. А наша деревня самая дальняя по этому тракту от райцентра была. У нас тварей еще никто в глаза и не видел. Беженцы, лишенные крова, быстро прибивались то к одному, то к другому лагерю. Приоритетов у людей, покинувших родной кров, особенно не было. Что Серега Рябой, что Митька Буржуй, какая разница. Заборы у обоих высокие. И порядки у обоих строгие. Непонятно, где меньшее зло – у браконьеров или у урок бывших. Нрав что у тех, что у этих крут.

Немногие, убоявшись такого зазаборного спасения, пытались селиться в деревни. Кто пустые дома занимал, кто к людям на постой просился. Родственники-то в нашей деревне почти у каждого из пришлых были.

Рассказывали беженцы эти, правда, страшные истории о бродящих посреди деревни мертвых. Многих, о ком говорили, даже я знал. Страшно становилось от этих рассказов. Но не по-настоящему страшно, а как от фильма или от детских пугалок. Не верил я в эти россказни по-настоящему.

Третьим же лагерем была сама деревня. Много народу осталось жить в своих домах, не решившись бросить нажитое хозяйство и скотину. Среди них, естественно, и мы с матерью и Дашенькой остались. В фортификации в основном мужиков брали, пусть даже и семейных, одинокие женщины с детьми там не приветствовались. Кому лишний рот нужен? Да и такой, что и пользы не приносит. Дед Павло и бабушка Поля по той же причине в деревне остались. Мы их даже к себе взяли, а дом их сдали внаем беженцам за мешок картошки и пару куриц.

Так мы и прожили всю осень. Без происшествий, но в постоянной тревоге.

Зима

Первый же день зимы стал для нашей маленькой сборной семьи катастрофой. Ночью кто-то пробрался в наш двор и, сбив замок на сарае, полностью вынес все припасы и пяток кур, которые были нашим самым большим богатством. К тому времени воровство в деревне стало уже нормой. Но для нас этот случай был как гром среди ясного неба. Мы не могли поверить, что стали жертвами и лишились практически всего в одночасье. Я до сих пор помню, как в то утро взрослые стояли посреди двора, взирая на результаты ночного разора, и чуть не плакали от обиды и беспомощности. И Дашенька, моя умничка, стояла рядом с ними, и на лице ее были написаны такие же чувства, что у остальных. Теперь я понимаю, что это было первое событие в целой цепочке, приведшей меня к тому, чем я являюсь теперь.

А на следующий день во всей своей красе и беспощадности пришла зима. Ранняя да холодная. Лютый ветер выл за окном без передышки. Снега за пару дней намело по самые подоконники. О том, чтобы выйти на улицу дальше двора, не могло быть и речи. И даже во двор выходили лишь только для того, чтобы принести охапку дров. Было это ужасно, и особенно потому, что не успели мы с дедом Павло с заимки запасенные за лето припасы принести. Давно уже собирались, да деду все нездоровилось, а меня одного в тайгу мать пускать не хотела.