Читать книгу "Warcross. Игрок. Охотник. Хакер. Пешка - Мари Лу"

– Не отправишься, – прерывает меня Хидео. Его взгляд встречается с моим, темный и решительный. – Я отстраняю тебя от этой работы.

Я моргаю.

– Ты меня увольняешь?

– Я заплачу тебе награду, – отвечает он. Почему его слова звучат будто издалека? Из-за напряженности он кажется холодным, даже враждебным.

Голова идет кругом. Но ведь «к каждой запертой двери есть свой ключ». Я еще не нашла ключ и не могу сейчас уйти.

– Дело не в награде, – говорю я.

– Ты ее заслужила. Деньги уже на твоем счету.

«Десять миллионов». Я с отвращением трясу головой.

– Перестань так делать. Почему ты все время думаешь, что можешь просто кинуть людям деньги, чтобы они делали то, что захочешь?

– Потому что это главная причина, по которой ты сюда приехала, – кратко говорит Хидео. – Я даю тебе то, чего ты хотела.

– Какого черта ты вообще знаешь о том, чего я хотела? – я повышаю голос. Я чувствую, как горят щеки. Воспоминания об отце мелькают в голове, а потом о себе, свернувшейся клубочком на кровати в приюте в попытках найти причину жить. «Все мои Воспоминания потеряны, удалены, их забрал Ноль». Я не могу снова просмотреть Воспоминания об отце. – Думаешь, я здесь только ради денег? Думаешь, можешь все исправить, просто выписав чек?

На глаза Хидео словно опускаются шоры.

– Значит, мы понимаем друг друга хуже, чем я думал.

– Или, может, это ты не понимаешь меня, – я сердито смотрю на него. – Я видела Ноля в нашем общежитии прямо перед взрывом. Слушай, он пришел туда не просто, чтобы напугать, и не просто потому, что знает, кто я. Мы выследили Рена, и у нас есть доказательства его связи с миссией Ноля. А теперь ты еще и задержал его. Это значит, что Ноль чувствует угрозу. Он думает, что мы сужаем круг, и поэтому атакует. Бомба означает, что он готов даже рискнуть привлечь внимание властей, чтобы сбить меня со следа. Мы загнали его в угол. Мы побеждаем.

– И это означает, что сейчас он наиболее непредсказуем, – заканчивает Хидео. – О нем мы все еще ничего не знаем, и я не собираюсь дожидаться еще одной бомбы просто для того, чтобы ты его поймала.

– Даже если ты отстранил меня от задания, это не значит, что он снова не нападет.

– Знаю. Вот почему я отменил все события на стадионах.

– Все события на стадионах? По всему миру?

– Я не хочу, чтобы тысячи людей собирались на стадионах, если это может нанести вред их жизням. Теперь они могут смотреть оставшиеся игры чемпионата, спокойно сидя дома.

«Нет, я не могу сейчас сдаться». Я чувствую прилив старой, знакомой мне паники, ужас при виде стены, вырастающей между проблемой и ее решением. При виде беспомощности любимого человека в то время, как опасность окружает. Чего-то здесь не хватает, словно новый поворот событий внезапно изменил взгляд Хидео на все.

– Ты ведь всегда знал, что это рискованная работа. Почему ты отстраняешь меня теперь? Боишься, что мне навредят?

– Я боюсь втянуть тебя в нечто большее, чем то, на что ты подписывалась, – повторяет он.

– Но я согласна на это, – настаиваю я, – и я знаю, что делаю.

– Я не сомневаюсь в твоем таланте, – отвечает Хидео, теперь с нотками раздражения. Он хочет сказать что-то еще, но останавливается и просто мотает головой.

– Прямо сейчас все, чего я хочу, – это минимизировать риск, чтобы больше никто не пострадал, – он смотрит на меня. – Ты уже выполнила свою работу, Эмика. Ты собрала для нас достаточно информации, чтобы понять, когда он будет проворачивать свои операции, и ты отследила его соучастника. Этого достаточно, чтобы позаботиться о безопасности зрителей. Я отпустил и всех остальных охотников. Пусть теперь этим занимается полиция.

– Но ты все еще не поймал Ноля. Это не то, что я называю «выполнить работу». Так что, если у тебя есть объяснение получше, я бы послушала.

– Я уже все тебе рассказал.

– Нет, не рассказал.

– Хочешь объяснение получше?

– Да, – отвечаю я, повышая голос, – мне кажется, я его заслуживаю.

Теперь во взгляде Хидео вспыхивает ярость:

– Я говорю тебе уезжать, Эмика.

– Я не слушаюсь распоряжений бывшего босса, – огрызаюсь я.

Глаза Хидео сужаются. Внезапно он наклоняется вперед, кладет руку мне на затылок и притягивает меня к себе. И горячо целует. Мой поток слов обрывается, словно нож прорезает мою нарастующую злость.

Он отодвигается, дышит прерывисто. Я слишком удивлена и просто хватаю ртом воздух. Он прижимает свой лоб к моему, закрывает глаза.

– Уезжай, – его голос хриплый, в нем отчаяние и злость, – пожалуйста.

– Что ты от меня скрываешь? – шепчу я.

– Я не могу, будучи в здравом рассудке, оставить тебя на этой работе, – его голос становится тише. – Если ты не веришь в другие причины, поверь по крайней мере в эту.

До всего этого я, бывало, сидела на своей кровати и листала статью за статьей о Хидео, думая, каково это когда-нибудь встретить его, стать такой же успешной, как он, работать с ним, говорить с ним, быть как он. Но вот Хидео передо мной, открывает мне хрупкий внутренний мир своего сердца, а я просто сижу и смотрю на него, взволнованная и смущенная.

«Чего-то не хватает. Он недоговаривает». Угрожал ли Ноль и ему? Угрожал ли он Хидео, что навредит мне и заставил ли его вывести меня из этого дела? Я качаю головой и притягиваю колени к груди. В голове ураган.

Он некоторое время смотрит на меня.

– Тебя и команду перевезут в безопасное место. Увидимся после окончания турнира, – а потом он встает и уходит.

27

В ту ночь я плохо сплю. Больничная кровать неудобная, и что бы я ни делала, никак не могу в ней устроиться. Когда я наконец засыпаю, старые воспоминания просачиваются в мои сны – сцены из того времени, когда мне было восемь и я жила в Нью-Йорке.

Однажды я вернулась домой из школы с ежегодным классным фотоальбомом под мышкой.

– Папа, вот он! – прокричала я, захлопывая дверь.

Школа поручила моему третьему классу украсить обложку альбома того года, и я потратила целую неделю, старательно вырисовывая сложные завитки на уголоках обложки.

Через мгновение я поняла, что наш дом находится в полнейшем беспорядке: повсюду полоски акварельной бумаги, порезанная одежда валяется кучками на полу, кисточки и ведра разбросаны на обеденном столе. В одном углу комнаты недоделанное платье, над которым работал папа, приколото к манекену в дюжине мест. Я кинула рюкзак на пол у двери и смотрела, как папа проносится мимо меня с булавками в зубах.

– Папа! – позвала я. Он не ответил, и я повысила голос. – Папа!