Читать книгу "Таежный бродяга - Михаил Демин"

Негр проигрывал, но держался невозмутимо. Только лицо его постепенно меняло цвет, из шоколадного становилось все более серым. И все отчетливей проступали на этом сером фоне узоры дикой его татуировки. Он выгреб из карманов все деньги и отдал их, кряхтя. И погодя — снял с запястья позолоченный браслет. А потом пошептался о чем-то со своим приятелем, белобрысым поляком. И тот объявил на чистом русском языке:

— Последняя ставка. Разыгрываться будет баба, — идет?

— Баба? — удивился, вертя в пальцах колоду, механик. Опытный картежник, старый шулер, он был сейчас в выигрыше — и это далось ему без труда. — Какая баба? Что-то я не пойму.

— Хорошая, — усмехнулся поляк, — красивая. Чего еще надо?

— Но… Черт возьми, где же она?

— На шхуне. В кубрике.

— Так, — сказал задумчиво механик, — в кубрике, значит… А она чья, эта баба?

— Вон его. — Поляк ткнул пальцем в сторону негра, и тот покивал, осклабясь.

— Черненькая?

— Нет, беленькая… Да какая тебе разница?

— Никакой, — воодушевился механик. — Давай, волоки!

Самое удивительное в этой истории то, что и механик, и мы все отнеслись к предложению поляка с полной серьезностью. Разумеется, мы были очень пьяны тогда — и как бы отключились от реальности… Ну, а кроме того, никто из нас не знал в точности, какие у этих американцев порядки? Может, у них и действительно имеются в кубриках женщины? Это мы здесь чтим старинные обычаи, боимся допускать женщин на борт, а Америка-то ведь — на другой стороне планеты! У них там, возможно, все наоборот!..

Белобрысый поляк (его звали Стасем) поспешно ушел — и воротился через четверть часа. За это время каннибал успел проиграть последнюю свою ставку. И когда Стась появился в дверях столовой, его встретил восторженный рев русских… Но тут же все умолкли: посланец воротился один!

— Эй, — грозно спросил механик, — где же баба?

— Тут, тут, — пробормотал он, — все тут! Без обману!

Протиснувшись сквозь толпу, Стась положил на стол небольшой плоский чемоданчик. Раскрыл его со звонким щелком. И жестом фокусника извлек оттуда нечто розоватое, блестящее, напоминающее пластиковый или резиновый пакет.

— Теперь глядите, — мигнул Стась. — Слабонервных прошу удалиться! Дети до шестнадцати лет не допускаются!

И, развернув странный этот пакет, он пригнулся и начал надувать его, багровея.

И перед изумленными нашими взорами постепенно образовались, вырисовались очертания женской фигуры. И чем сильнее надувал ее Стась, тем все более объемной она становилась — распрямлялась, оживала, росла…

Кукла оказалась большой — метра полтора в длину — и выглядела теперь вполне натурально. Сработана она была по голливудскому стандарту: с белыми прямыми прядями волос, с выпуклой грудью и круглой, лоснящейся задницей. Там-то вот, сзади, и находилось отверстие для воздуха…

— Ну а прочие детали, — завинчивая пробку, пояснил Стась, — тоже на своем месте и вполне годны к употреблению… Желающие могут убедиться, посмотреть!

Желающих оказалось множество. Лежащую на столе красотку обступили со всех сторон. И кто-то вздохнул протяжно:

— Ну прямо как живая! Сама на грех просится… А имя-то хоть есть у нее?

— Есть, — отозвался Стась. — Мэри. Прошу любить и жаловать!

— Ее бы еще приодеть — так, чуть-чуть, для соблазну…

— Это тоже можно, — кивнул Стась. И деловито стал извлекать из чемодана и показывать собравшимся кружевные трусики, бюстгальтер, ажурные черные чулочки с красными подвязками. — Девочка с приданым!

— И где ж это вы достали такую, а? — спросил гулкий бас.

— Прислана из Квебека — по специальному заказу!

— Во, канадцы! — хохотнули в толпе. — Во, черти, что делают!

— Да, это сервис…

Сидящий рядом с механиком парень сказал, похлопав его по плечу:

— Повезло тебе, старик, поперло!

— Да какое там — поперло? В чем — повезло? — внезапно и резко отозвался механик. Все это время он сидел тихо, а теперь его вдруг прорвало. Он был явно обижен и раздосадован, — он ведь рассчитывал на другое!..

— Связался с жульем. Проигрывают, а по счету не плотют.

— Это кто ж тут — жулье? — нахмурился Стась.

— Да вы оба, кто же еще! Вы мне что подсунули?

— А тебе, значит, не нравится…

— А что ж мне тут может нравиться? Я пока еще — не онанист, не извращенец, не псих.

Стась что-то быстро проговорил, обращаясь к своему другу. И тот, разинув зубастую пасть, захохотал, тряся животом стол. Потом он бросил несколько отрывистых фраз… Механик спросил с подозрением:

— Это он о чем?

— О тебе, — пояснил поляк, — говорит: ты не псих, ты просто дурак!

— Что-о? — взревел, поднимаясь, механик. — Я?..

— Ладно, черт с тобой, — махнул рукой Стась. — Не нравится девочка, я ее обратно заберу.

— Ну уж нет, — возразил механик, — что это еще за новые фокусы!

— Но ты же сам сказал.

— Не важно. Теперь она — моя! Что захочу, то и буду с ней делать.

— Н-да, — медленно проговорил Стась, — я вижу, ты не просто дурак. Ты именно — псих! Настоящий, клинический…

И в этот самый момент за соседним столом вспыхнула шумная ссора. (Там ведь тоже играли и пили!) Послышались хриплые вопли, звон разбитого стекла. И это послужило мгновенным сигналом к всеобщей свалке.

Механик со Стасем сцепились, рухнули на пол и покатились, рыча…

Я же оказался в самом центре водоворота, среди мелькающих кулаков и перекошенных лиц. Почему-то все люди постепенно сгрудились, скопились вокруг нашего стола — вокруг Красотки! И какое-то время я вертелся там — уклоняясь от ударов и сам ударяя кого-то…

А потом, все заслоняя, возникла передо мною ухмыляющаяся, оскаленная — вся в каких-то жутких орнаментах — физиономия негра.

Помнится, я несколько раз наскакивал на него — снизу вверх, по-петушиному (причем злости у меня никакой не было, был хмельной азарт борьбы!), и он лениво оборонялся, загораживался… Но потом это ему, очевидно, надоело. Он развернулся стремительно — и в следующую секунду комната с треском перевернулась в моих глазах. Я сразу очутился под столом. И там успокоился, затих, задремал…

Когда я очнулся, побоище уже кончилось и помещение опустело. Я лежал один, под столом, среди обломков мебели. А рядом со мною — непонятно, как сюда попавшая, — валялась злополучная Красотка. Вид у нее был плачевный, она явно успела побывать под ногами. Резина сморщилась, и груди опали, и на животе ее темнел рубчатый отпечаток чьей-то гигантской подошвы.

Да и сам я тоже выглядел не лучше… Рубашка моя была разорвана, лицо — в крови. Нос распух, расплылся и сильно болел; до него нельзя было дотронуться. Уж не сломал ли его негр? — подумал я, только этого мне не хватало… (И вот это-то как раз и случилось! След негритянского нокаута остался у меня навсегда, и должен признаться, красоты он мне никак не прибавил.)