Читать книгу "Еретики и заговорщики - Максим Зарезин"

Первый лист «Стоглава»

Волоцкая обитель и прочие крупные монастырские корпорации, испытывая острый дефицит священников, были крайне заинтересованы в запрещении овдовевшим иереям оставаться на своих приходах. Решение собора 1503 года фактически не оставляло выбора этой категории священнослужителей: их вынуждали либо искать себе применение вне лона церкви, либо уходить в монастырь.

«А кто техъ поповъ и дияконовъ вдовцовъ, которые после своихъ женъ живутъ чисто, захотятъ во иноческое одеянie одеяти себе. И таковии благо дарящее Божии судьбы, въ монастыри отходятъ, и отъ духовнаго настоятеля, и отъ игумена пострызаются, и обновивъ себе о всемъ чистымъ покаяниемъ, ко своему отцу духовной no достоинству аще суть достойни, и тогда таковии со благословениемъ Святительскимъ да священствуютъ въ монастырехъ, а не въ мирскихъ сторонахъ».

Летописи, как и «Письмо о нелюбках», именуют церковный форум 1503 года «собором о попех». По нашему убеждению, на нем, как и на прочих мероприятиях такого рода, за исключением Стоглавого собора, должен был рассматриваться только один вопрос — в нашем случае о служении вдовых иереев. Его инициаторами и организаторами выступили владыка Геннадий и Иосиф Волоцкий. Известно, что Геннадий приезжал в Москву в феврале 1503 года. По всей видимости, он обсуждал с митрополитом Симоном замысел созыва собора.

Еще в большей степени любостяжатели желали добиться суда над вольнодумцами. В апреле 1503 года, вскоре после кончины Софьи Палеолог, исполненный покаянного настроения, Иван III пригласил к себе волоцкого игумена. Великий князь охотно раскаивался в своих прегрешениях, в том числе в потакании еретикам, но когда Иосиф, пользуясь благоприятным моментом, решил подвигнуть государя на преследование ереси, тот отделался общими фразами и, похоже, потерял интерес к разговору.

Было понятно, что Иван III не собирается отдавать еретиков на расправу. Не переменилось и благожелательное отношение государя к заволжцам. Самодержец нуждался в них для решительного наступления на церковную собственность, и прежде всего земельные владения. По признанию того же Иосифа, Иван III нестяжателей «держал… в чести велице». Они же «молиша самодержца, яко имуща дерзновение к нему, ради бо крепкого их жительства и добродетели множества не мало же рассуждениа приемлеми и почитаеми».

Иван III и единомысленные ему советники со своей стороны также целенаправленно готовились к собору, намереваясь развернуть его деятельность в нужное им русло. Инициатива выступления принадлежала самому государю, который «восхоте… у митрополита, и у всех владык, и у всех манастырей села поимати и вся к своим соедините». Тактика поведения была продумана заранее, правительство решило воспользоваться присутствием представителей высшего духовенства, чтобы заставить их пойти на уступки в вопросе церковных стяжаний. Неизбежные в таком случае потери земельных угодий предполагалось компенсировать: владыки и монастыри должны были быть «изоброчены» из великокняжеской казны деньгами и хлебом.

Как сработала «домашняя заготовка»

Как только завершилось рассмотрение вопроса о вдовых иереях, нестяжатели, не дожидаясь утверждения приговора (возможно, чтобы не дать повода распустить собор), предприняли смелый шаг. Иван III на соборном совещании «призывает убо митрополита и всех владык и архимандритов и игуменов и своея мысли совет им открывает». Столь неожиданный поворот событий обескуражил присутствующее священноначалие. Самодержец, очевидно, ограничился призывом к обсуждению вопроса о монастырских стяжаниях, не обозначая свою точку зрения, однако она не являлась секретом для участников собора, которым перспективы разворачивающейся полемики не сулили ничего хорошего. Неудивительно, что речь великого князя была встречена молчанием.

Иван III повернул ход собора в нужном ему направлении, обосновать же позицию нестяжателей выпало на долю наиболее авторитетного представителя заволжцев Нила Сорского. Преподобный начал «глаголати, чтобы у манастырей сел не было». Автор «Письма о нелюбках» верно отметил этот яркий момент, очевидно, произведший на присутствующих ошеломляющее впечатление. А. А. Зимин был уверен, что на соборе действительно выступал преп. Нил. А. И. Алексеев отмечает, что факт выступления на соборе Нила Сорского четко зафиксирован в источниках: «Попытки поставить его под сомнение проистекают из априорных исследовательских предпосылок, согласно которым Нил и “заволжцы” не могли выступать с программой секуляризации церковных имений…»

После выступления перед освященным собором преподобный, судя по всему, следуя оговоренному заранее сценарию, обратился непосредственно к великому князю, причем его поддержали и клирики и миряне. «Слово иное» — публицистический памятник начала XVI века — сообщает: «Приходит же к великому князю и Нил, чернец з Белаозера, высоким житием словый сый, и Денис, чернец Каменский, и глаголют великому князю: “Не достоить чернецем сел имети”. К сим же приста и Василий Борисов, Тферския земли боярин, та же и дети великаго князя: и князь великий Василий, князь Дмитрей Углецкий присташа к совету отца своего. И дияки введеныя по великом князе глаголаху: «Не достоить чернецем сел имети». Вполне вероятно, что среди этих дьяков мог находиться и брат Нила Андрей Майков.

Странное первенство в указанном перечне скромного боярского сына Василия Борисова, проявлявшего себя прежде лишь на ратной стезе, трудно объяснимо. Видимо, из всех светских лиц он оказался самым активным проводником идей нестяжательства, что бросилось в глаза удивленным современникам. Сам факт выступления Борисова на стороне нестяжателей как раз не вызывает удивления. Борисовы, как и многие тверские фамилии, были близки к окружению Ивана Молодого, а затем Димитрия-внука.

Старец Спасо-Каменного монастыря Денис происходил из князей Звенигородских, близких к Патрикеевым. Не должно удивлять и присутствие в числе посягнувших на монастырское имущество княжича Василия. После падения Патрикеевых и «поимания» Димитрия-внука недруги стяжателей, будь то заволжцы или еретики, не представляли более угрозы для сына Софьи Палеолог.

Иван III перед лицом столь дружного выступления нестяжателей получил повод обратиться к собору с конкретным запросом. А. И. Алексеев, проанализировав позицию различных групп духовенства, участвовавших в работе собора, полагает, что в вопросе об отчуждении церковных и монастырских земель епископы не заняли позиции активного противодействия великокняжеской власти. Только митрополит Симон в силу своего положения — главы Русской церкви, и архиепископ Геннадий, переживший опыт новгородских конфискаций, выступили против проекта изъятия церковных и монастырских вотчин.

Однако положение Геннадия Гонзова осложнялось неприязненным отношением со стороны государя и его окружения. Когда новгородский владыка попытался возразить великому князю, то тот «многим лаянием уста его загради». Новгородский епископ счел разумным более не ввязываться в полемику, чем в свою очередь заслужил упреки от своих единомышленников: «Что убо противу великому князю ничтоже не глаголешь? С нами убо многоречив еси…»