Читать книгу "Русское масонство в царствование Екатерины II - Георгий Вернадский"

Руководящие в масонстве лица естественно должны были задуматься над вопросом: что же будет, когда окончательно восторжествует идеальное царство и орден из частного общества сделается водителем государства? Ответом были как раз масонские утопии 1784 года.

Напечатанное в этом году «Новое начертание истинной теологии» обращалось прямо ко всем земным владыкам: «Должны вы одно из двух избрать: или должны вы к стороне Бога присоединиться, общее дело с Ним делать, царство Его по воле Его приуготовлять, и пребыть так в Его любви и милости; или ожидать, что с Вами поступлено будет, как с врагами Его. Но страшно пасть в руки Бога живого, который будет пожирающим огнем для всех противников Его».

Именно в это время цесаревич Павел определенно повел свою собственную внешнюю политику, отличную от целей Екатерины. Он убеждал Румянцева, русского посла в Берлине, действовать в пользу Пруссии, обещая наградить его по вступлении на престол.

Гр. П. И. Панин привел в это время в порядок бумаги свои и своего покойного брата по основным вопросам государственного строя; вместе с тем он составил проект манифеста, о котором мы уже упоминали. Весь тон этого манифеста не оставляет сомнений в том, что Панин ожидал скорого воцарения Павла.

Тогда же, глубокой осенью 1784 года или в самом начале 1785 года, происходит первая поездка из Москвы в Петербург от московских розенкрейцеров к цесаревичу известного архитектора, розенкрейцера и друга Павла — В. И. Баженова. Новиков описывает эту поездку так. Зимою 1784–1785 годов «ездил он (Баженов) в Петербург по своим делам; пред отъездом за несколько сказал он мне и Гамалее, что он по приезде будет у той особы… и сказал — эта особа ко мне давно милостива, и я у нее буду, а ведь эта особа и тебя изволит знать, так не пошлете ли каких книжек… Я отвечал, что та особа меня знает только потому, что я раза два или три подносил книги[284], а не думаю, чтобы та особа помнила меня; однако мы посоветуемся с старшими братьями об этом и как решимся, посылать ли эти книги или нет, я тебе после скажу; с тем мы и расстались. А где он об этом говорил, у себя ли в доме или у меня, не помню. Я послал к князю Трубецкому и сказал ему об этом, и советовался об этом, а другие знали ли об этом, сначала не помню, не помню же и того, был ли в то время в Москве барон Шрёдер, и ежели был, то знали об этом тогда еще барон Шрёдер и князь Юрья Никитич Трубецкой, ежели также был в Москве; наконец, присоветовали мне книги послать, но подтвердить ему, чтобы он сам отнюдь не высовывался с книгами, а разве та особа сама зачнет. Книги ему отдал я о истинном христианстве, и помнится еще, избранную библиотеку для христианского чтения; мы оба его с Гамалеею сколько возможно просили, чтобы он сам не зачинал говорить и поступал с крайнею осторожностью. По возвращении его из Петербурга, прислал он ко мне или к Гамалее сказать, что он приехал и зовет к себе; не помню, оба ли или я один прежде приехал к нему, где он сказал, что он у той особы был принят милостиво и книги отдал и кое-что конфузливо рассказал о том… сказав, что он все напишет и привезет ко мне. Я об этом сказал князю Трубецкому, и он просил меня, чтобы я, как скоро получу от него бумагу, показал бы ему. По получении от него бумаги, читавши оную с Гамалеею, мы испугались, и ежели бы не для показаний князю Трубецкому, то тогда же бы ее сожгли от страха, хотя и радовались милостивому принятию книг, и не верили всему, что написано. Я показал к. Трубецкому эту бумагу, ее читали и также видели, что он (Баженов) много врал и говорил своих фантазий, выдавая свое учение за орденское. Князь Трубецкой требовал у меня этой бумаги, но я сказал ему, что я несколько ее оранжирую и, переписав, ему ее отдам; тогда же решился этой бумаги Баженову не отдавать назад и протягивать это под разными отговорками; в самом же деле боялись его болтливости… Переписывая, я ее сократил и, все невероятное выкинув, отдал переписанную кн. Трубецкому, а эту оставил у себя» (курсив мой. — Г. В.).

Темный вопрос о переговорах Баженова с цесаревичем, кажется, хоть отчасти может быть освещен содержанием одной из тех книг, которые были отправлены через Баженова.

В первую свою поездку Баженов отвез цесаревичу «Избранную библиотеку», изданную в типографии Лопухина в 1784 году[285].

Это — сборник сочинений пиетистического характера. Первая часть его содержала четыре книги Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу»; во второй части помещены были «Райские цветы» Ангела Силезского, «О тройственном пути души» Франкенберга и т. д. В третьей части напечатано было между прочим «Краткое извлечение христианского учения из Послания св. апостола Павла к Колоссянам».

«Краткое извлечение» служило экстрактом утопий новиковского кружка. Этот экстракт и послали Павлу Петровичу. Таким образом, «Краткое извлечение» призвано было играть известную политическую роль. С этой точки зрения его и нужно рассматривать. Вероятно, именно по его поводу Баженов много врал и говорил своих фантазий, то есть сопровождал орденское учение политическим комментарием. Нужно думать, что при этом Баженов не выходил из круга понятий, который очерчен был в «Новом начертании истинной теологии» или в книге Сен-Мартена: власть государя сливалась со священством в одно неразрывное целое. Истинный царь был святым царем; он был звеном, «средством» между людьми и Богом, так же как и орденские начальники.

Но таким же «средством» был «Царь и священник» всей твари — Сын Божий, Иисус Назарей. Это — прообраз святого царя, соединивший власть земную и небесную. А все сказанное про прообраз можно, особенно если много врать, — приложить и к преемнику. Павел же намечался именно в преемники первородного святого царя — он должен был стать Великим Мастером русской ветви ордена. Такая связь мыслей не была чем-нибудь необычным для масонского мировоззрения XVIII века.

Ритор шведской Провинциальной Ложи говорил на открытии ее в Москве (1780 год) в присутствии великого мастера кн. Гавриила Гагарина: «О, ежели дозволено делать уподобление смертного положения с бессмертным, тако Всевышний посылал некогда благовестителя своего Гавриила возвестить благоденствие роду человеческому: и человеческий род просветился! Да воссияет и здесь свет премудрости, Великим Архитектором нашему обществу завещанный и предсидящим в сем храме почтенным мужем нам принесенный, открываемый и видимый!»

Если Гавриил Гагарин уподоблялся архангелу Гавриилу, Павел Петрович, очевидно, мог уподобляться апостолу Павлу или даже, как будущий земной Царь и Мастер — божественному Мастеру и Царю. Библейскими образами и мыслями жил и сам Павел Петрович: недаром про царя Давида писал он Марии Федоровне, иносказательно выражаясь о собственной судьбе.

Читая с помощью Баженова «Краткое извлечение», Павел мог узнать, «что Бог изготовил для нас нечто лучшее, нежели сия мрачная несовершенная земля»[286]. Павел мог узнать, что грядущее правление истинного царя будет «весьма великим» и «весьма блаженным» царством, что будущий «царь сего великого и блаженного царства» — «такая особа, которая не имеет себе равного; она двух натур»: «Божеского начала» и «человеческого происхождения». Из «чуждой власти должна нас искупить сия богочеловеческая и земно-небесная особа», «из власти мощного злого ангела, который лестию, коварством и обманом, втянул нас в свою стихию и свое царство; когда он чрез грехи наши и уклонения от Божиих заповедей получил на нас право содержать нас во власти тьмы»[287].