Читать книгу "Анатомия преступления. Что могут рассказать насекомые, отпечатки пальцев и ДНК - Вэл Макдермид"

Это прекрасный пример того, как перекрестный допрос способен усилить методы экспертизы, испытывая их на прочность. Вообще предполагается, что если улики надежны, то, увидев гибкость их толкования, присяжные лишь оценят их по достоинству. Но так бывает не всегда. И сомнения в возможности установить правду подобным способом высказывались давно. Незадолго до своей смерти в 1592 году французский юрист и философ Мишель де Монтень писал: «Враждебное чувство вызывают в нас сперва доводы противников, а затем и сами люди… так как каждый только возражает и выслушивает возражения, это приводит к тому, что теряется, уничтожается истина»[13]. Когда законникам не удается придраться к уликам, они обрушиваются на человека, который на них указывает. Один криминалист даже находит в этом удовольствие: «Мне нравится перекрестный допрос. Раньше говорили: „Молодой человек, с вашим-то ограниченным опытом…“ Сейчас чаще идет настоящая игра, и приемы в ней не самые благородные». Роберт Форрест относится к делу стоически: «Тому, кто не выносит жара, на кухне делать нечего».

Один адвокат сказал мне, что считает перекрестный допрос экспертов правильным: «Нет ничего худого в том, чтобы ставить под сомнение их профессионализм. Но это вещь рискованная, поскольку присяжные могут не одобрить это, а потерять их доверие – значит проиграть дело. Адвокатов учат не затевать дискуссию на поле, знакомом эксперту, а вытаскивать его в области, менее близкие ему. И эксперты подчас допускают ошибки. Вот почему им нужно перепроверять каждую деталь в своих отчетах».

Один патологоанатом заметил, что адвокаты стали хитрее в своих попытках подловить его. По его мнению, дело зашло слишком далеко. «Когда-то было понимание, что свидетель-эксперт привлекает весь свой опыт, чтобы помочь делу. Теперь же мы должны все обосновывать. Уже не скажешь: "Я видел 20 подобных случаев, и картина типичная". Тебе отвечают: "А вы это публиковали? Есть ли у вас статья на эту тему, положительно отрецензированная коллегами? Может, вы 20 раз ошибались". Или ты говоришь: "Я занимаюсь этой работой 30 лет, сделал 25 000 аутопсий и такого не видела. А в ответ слышишь: "Бывают и исключения"».

Все эксперты, беседы с которыми положены в основу данной книги, имеют большой опыт выступлений в суде. Вэл Томлинсон сбилась со счета, сколько раз ей приходилось это делать за свою 30-летнюю карьеру. «…Наверное, сотни раз. Это может быть тяжело. Помню дело: ребята забили ногами сверстника. И у одного парня осталась кровь на кроссовках, но разглядеть ее было трудно, поскольку она смешалась с сидром и было много пены. Понятна позиция адвоката: "Крови на моем клиенте нет, а значит, он невиновен". И меня спросили об этих кроссовках. Я объяснила, как увидела пятна крови. И вот схожу со свидетельского места. Вроде все хорошо. И тут адвокат говорит: "Мисс Томлинсон, когда вы говорили о кроссовках, я хотел попросить вас показать их присяжным, но не хотел перебивать. Можете это сделать сейчас?" Достаю кроссовки, иду к присяжным и встаю перед ними. И начинаю объяснять: "Кровь плохо заметна, но она есть…" Тут адвокат перебивает. Я же закончила давать показания, и меня отпустили. А значит, мне не следовало разговаривать с присяжными. Сзади меня происходит какая-то суета. Я смотрю на судью, и он говорит: "Просто покажите их, мисс Томлинсон". И вот я стою перед судьей и гадаю, что же происходит. И потом, когда уже села в машину, подумала: "Ничего не понимаю. Смех да и только. Очевидно, адвокат хотел, чтобы я там стояла как идиотка, а присяжные говорили: "Ничего не видно"».

По словам судебного энтомолога Мартина Холла, перекрестный допрос – «ситуация нервная. Сердце бьется быстрее. Ведь под вопрос ставится твое профессиональное мнение… Тебя пристально изучают». Дактилоскопист Кэтрин Твиди больше всего не любит, когда ей «не задают правильные вопросы и не дают возможность объяснить факты. Приходится сидеть и ждать вопросов, а развернутые ответы не разрешены. Ну, иногда допускаются некоторые уточнения, но в целом нет. Оппоненты же пытаются заткнуть тебе рот, поскольку им невыгодно, чтобы ты донес свою мысль. Они могут тебя вовсе не понимать или пренебрегать твоими соображениями, даже если ты знаешь, что они чрезвычайно важны. Не в твоей власти решать, что показывать присяжным».

Патологоанатом не сразу понял, что такое состязательность судопроизводства. «До меня только недавно дошло: когда ты даешь показания в суде, обвинение и защита соревнуются. Поиск истины их в принципе не волнует. Ты клянешься говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Их же роль состоит в том, чтобы выстроить доказательства. И если что-то из ваших слов противоречит этой аргументации, на вас будут нападать или попросту проигнорируют».

Свидетели могут говорить «всю правду», лишь отвечая на вопросы, которые им задают. Если они захотят донести правду более полно, у них начнутся неприятности. Как рассказывает один ученый: «Эксперту очень трудно сказать: "Простите, но вы кое-что забыли". Я делал это на суде пару раз, и вы бы знали, как на вас смотрят судья и юристы. Думаете, вам скажут: "Молодец, спасибо, что напомнили!"? Ничего подобного. Судья отвечает: "Ну да, с этим, наверное, можно потом разобраться…" А про себя думает: "Сколько хлопот от этого субъекта! Все шло хорошо, каждый играл как по нотам, а тут этот идиот". И тебя терзают еще минут 45, после чего ты выбрасываешь белый флаг и уходишь домой».

Сью Блэк признает, что по идее в суде усилия должны «вознаграждаться», но в целом это «наименее приятная часть работы, ибо не мы устанавливаем правила. Это не наша игра. Многие эксперты покидают профессию: пока ты эксперт, твоя научная репутация – все, что у тебя есть. А на суде твое доброе имя нередко стараются запачкать, переходят на личности, причем агрессивно. И если ты не выходишь из зала суда победителем, ты выходишь полным идиотом. Со мной бывало и то и другое».

«Вот недавний случай. Дает показания мой молодой коллега. Его спрашивают: "Какие у вас отношения с госпожой Блэк?" Он отвечает: "Она мой начальник". Адвокат иронизирует: "Я так понимаю, этим дело не ограничивается?" Впоследствии коллега признавался, что от ее скабрезного тона у него аж уши покраснели. "Не знаю, что вы имеете в виду", – ответил он. "Да всего лишь то, что она была руководителем вашей диссертации", – пояснил адвокат. Эксперт подтвердил, а адвокат продолжил: "Думаю, дело было так. Ваша профессорша, с ее колоссальным самомнением, окинула взором свою империю. И ее глаза остановились на любимчике-аспиранте. Тогда она поманила вас пальцем и сказала: «Не хочешь ли провести денек в морге?» Я ведь прав?" Но честь и хвала коллеге, он повернулся к адвокату и возразил: "Ничего подобного. Что за дикие мысли?"»

«Когда переходят на личности, страдает правосудие, ведь эксперт может сказать: "Какого черта я должен это терпеть?" Я и сама в этом году несколько раз задумывалась о том, зачем мне все это надо, чего ради мучиться».

Личным нападкам подвергаются не только маститые профессионалы и их прилежные молодые коллеги. Хороший юрист всегда ищет самое слабое звено, и подчас этим звеном оказывается жертва. Один канадский адвокат ответчика дал коллегам следующий жестокий совет: «Если вы нейтрализуете истца… вы уничтожите голову. Вы обезглавите версию обвинения. И дело развалится».