Читать книгу "По ту сторону барьера - Иоанна Хмелевская"

— Ну, раз пани графиня так желает, сделаем по ее воле. Что же касается интересов Зоси Яблонской... найдем достойного поручителя, которому можно довериться. Он и о доходах, в случае чего, позаботится. Тогда мне обязательно понадобятся сведения и о французской недвижимости. Надеюсь, они имеются?

— Телеграмму месье Дэсплену мы отправили, но полагаю, если все свое состояние я оставляю костелу, можно сформулировать мою волю в самых общих чертах.

— А конкретные суммы для прислуги? Тут уж нужно упомянуть как конкретную сумму, так и конкретную особу. Без этого не обойдешься.

Я и не собиралась обходиться, ясное дело, в завещании упомяну всю свою дворню, но вот, черт побери, откуда мне знать, кто конкретно в данное время обслуживает мой дворец в Монтийи? Это мне гораздо сподручнее было бы обсудить с Романом, а не со своим официальным поверенным, но для соблюдения остатков приличий мне пришлось Романа отослать. И все равно пан Юркевич не замедлил поинтересоваться, с чего это у меня столь доверительные отношения с простым кучером и такое к нему уважение.

— Роман не просто кучер, — сухо пояснила я. — Во Франции он оказал мне просто неоценимую услугу. Французским языком Роман владеет прекрасно, и, пользуясь своими знакомствами среди тамошней прислуги, он сумел получить такие сведения, благодаря которым буквально спас и меня, и мое имущество. Так что о моем состоянии он осведомлен гораздо лучше меня самой, и уже сколько раз мне приходилось обращаться к нему за практическими советами.

Объяснение вполне удовлетворило юриста, и он принялся за составление завещания. И тут просто надивиться не мог, что почти ни на один из его вопросов я не могла дать точного ответа. Как могло получиться, что, поехавши во Францию специально для решения имущественных проблем, я так мало знаю о своем французском имуществе? Ведь вроде бы я женщина неглупая, вон как умно распоряжалась делами здесь по кончине мужа, и соображала, и сама ему, старому нотариусу, многое подсказала. А теперь ни одного путного вопроса решить не могу. И так он меня стыдил, старый зануда, что довел до крайности. Ах, ты так, ну погоди же...

— Ладно, так и быть, признаюсь пану, — потупив глаза покаянно заговорила я. — Но, умоляю, никому ни слова. Видите ли, во Францию приехавши, я накинулась на устрицы, уж очень я их люблю. Короче, питалась одними устрицами, запивая их шампанским и белым вином, и потому постоянно была пьяна.

Несчастный нотариус так и застыл раскрыв рот от изумления.

— Что это? Как это? Госпожа графиня шутить изволит?

— Да нет, какие уж тут шутки, так оно и было. Чистая правда.

— Да как же такое возможно? — в панике выкрикнул шепотом бедный старик, соблюдая профессиональную тайну даже в состоянии ошеломленности. — И советник Дэсплен ничего не заметил?!

— Заметил, разумеется, как такое не заметить? Именно поэтому он перестал говорить со мной о делах и общался только с Романом.

— О, Езус-Мария!

— «И бочонок рома»! — восклицали в таких случаях французы, — услужливо подсказала я. — Жизнь — тяжелая штука.

Вот так, хвативши обухом старика нотариуса, я обрела наконец покой, он присмирел и перестал придираться. Правда, соображать и заниматься делом тоже перестал, пришлось мне же его отпаивать коньяком, благо столик с напитками был заранее накрыт в кабинете. Собственноручно наполнив рюмку, я поднесла ее поверенному, и тот послушно хватил, не отдавая себе отчета в том, что он пьет и кто ему подносит.

Воспрянув с помощью коньяка, нотариус потребовал к себе Романа. Бесценный Роман прекрасно знал состав обслуживающего персонала моего поместья, и они на пару с нотариусом выделили каждому из прислуги завещанную мною сумму. В том числе и прислуге дворца в Монтийи последующего века. Вдобавок, поскольку я-то сейчас была трезва как стеклышко и ничем не занималась, а только внимательно слушала беседу мужчин, узнала массу нового. Оказывается, в моем распоряжении находилось еще одно большое поместье под Лионом, доставшееся мне от прадеда, которое к двадцатому веку куда-то подевалось, ибо месье Дэсплен о нем не упоминал. Да еще очень доходные товарные склады в Гавре, тоже за сто лет безвозвратно утерянные. Надо же, холера, слишком уж расточительны были мои французские предки!

Засиделись мы допоздна, и пану Юркевичу уже поздно и небезопасно было возвращаться в Варшаву. Он согласился остаться у меня на ночь, причем я должна была клятвенно пообещать отправить его чуть свет. Договорились, что уже подготовленное завещание он привезет мне на подпись послезавтра.

Понадеявшись, что завтрашний день я уж как-нибудь переживу, я наконец отправилась спать в собственную спальню, в собственную постель.

* * *

Долго я не могла заснуть, все что-то мешало. Сначала собственная постель. Оказалось, матрасы XX века куда удобнее этих, вроде бы столь мягких перин. Кто бы мог подумать, что лежать на прославленных перинах — мука мученическая! То какие-то углубления, ямы и впадины, то вдруг впивающееся в бок колючее возвышение, то куча сбившихся в твердые комья каких-то россыпей. Примостившись наконец, я вроде бы заснула и проснулась от духоты. Привыкла спать с открытым окном, видите ли. Вскочила, подошла к окну. Разумеется, закрыто, да еще для теплоты и ковриком занавешено. Содрав коврик и распахнув окно, я с наслаждением вдохнула свежий воздух, полюбовалась на звездное небо, послушала деревенскую тишину и, вернувшись в постель, заснула.

И опять что-то меня разбудило. Не спится толком, и все тут, а ведь устала после дороги, да и день выдался хлопотливый. На этот раз меня разбудил шум. Я совсем проснулась, открыла глаза и стала прислушиваться. В окно светил месяц, немного рассеивая сумрак темной спальни. И все равно темно. Рука потянулась к лампочке на прикроватной тумбочке. Кажется, я чертыхнулась и помянула «холеру», что совсем не. пристало даме, но как тут удержаться? Ведь у кровати не электрическая лампочка, а свечка. Можно и керосиновую лампу зажечь, но для этого надо разбудить служанку. Поневоле отказавшись от света, я целиком положилась на слух.

Нет, я не ошиблась, что-то происходило совсем рядом со мной. Над головой? За стеной? Пока не поняла. Если надо мной, значит, кто-то возится в комнатах для прислуги в получердачном помещении. В таком случае мне до них нет дела, даже если там и нарушаются нормы морали, не побегу бороться за нравственность своих подопечных. А если за стеной? Кто в эту пору может забраться в мою гардеробную или будуар? Может, просто кошка? В доме проживало несколько кошек, но они, как известно, людям хлопот не доставляют, хотя и ведут, как правило, ночной образ жизни. Обычно они ходят бесшумно, не задевают мебель, и под их лапками не скрипят половицы. Ого, вроде как раз половица скрипнула!

Я затаила дыхание. Тишину нарушало только кваканье лягушек, доносившееся издали, да редкие голоса каких-то ночных птиц. Даже собаки не лаяли.

Долго так лежала я, напряженно прислушиваясь, и, ничего не услышав, решила — померещилось. И вдруг за дверью, в коридоре, скрипнула половица. Ну, тут уж я не могла ошибиться, эту половицу я давно знала и старалась на нее не наступать. Выходит, кто-то крадется по коридору? Кто? Вспомнилось — остался ночевать пан Юркевич, может, ночью приспичило ему кое-куда, вот он ощупью и отправился искать ванную комнату. И опять с трудом сдержала проклятие. Какие, к черту, в этом веке ванные? Зачем человеку в таких случаях шататься по темным коридорам? Пану Юркевичу наверняка сунули под кровать необходимый ночной горшок, а уж он наверняка знает, как им пользоваться. Мончевская всегда заботилась, чтобы в наших комнатах для гостей было все необходимое.