Читать книгу "Пусть мертвецы подождут - Роберт Райан"

– Для меня имеет. И для вас, думаю, тоже. Вы можете мне рассказать?

Миссис Грегсон тяжело вздохнула:

– Десмонд был женат. Он мне об этом сразу сказал, как только я повстречала его в госпитале. Его ранение было нетяжёлым, но он провёл там несколько дней. Мы сблизились, и вы же знаете, каково там. Когда ты измождён, одинок, испуган…

– И медсёстрам тоже приходилось нелегко.

Она слабо улыбнулась.

– Мы умудрялись встречаться по возможности. Иногда раз в неделю, чаще – раз в месяц. Но он писал. Милые письма. Большей частью.

– Большей частью?

– Ну, время от времени он начинал со знанием дела вещать о Галлиполи. Говорил, если бы люди знали правду…

– Какую же?

– О, обычную. О том, что львами руководят ослы.

– Из-за этого он мог попасть в серьёзные неприятности.

– Его письма никогда не проходили через цензоров. И не только по политическим причинам. Иногда он делался весьма… – Она помахала перед лицом ладонью с растопыренными пальцами: – …Страстным. Так что письма, в основном, были личными. – Она сглотнула комок в горле, собираясь с силами. – Мы были…

Ватсон негромко проговорил:

– Если вы скажете, что вы были любовниками, это меня не шокирует, миссис Грегсон.

– Один раз, – сказала она невыразительным голосом. – В отсыревшей постели во Франции, во время артиллерийского обстрела, из-за которого разбилась бутылка шампанского, принесённая им, чтобы одному из нас или обоим море сделалось по колено. – Она фыркнула. – Один-единственный раз. Я не просила его бросать жену и сына. Ничего больше не ждала. Ну, быть может, ещё одного раза, без снарядов и с шампанским.

– Но его не было.

– Нет. Вы слышали про Гоммекур?

– Не припоминаю, – сказал Ватсон почти шёпотом, и внутри у него всё сжалось в ожидании того, что должно было прозвучать. История по сути была знакомая, но мучительная боль возникала заново с каждым рассказом, который доводилось выслушивать.

– Чуть к югу от Арраса. Там Срединники и Лондонцы атаковали немецкий выступ линии фронта в окрестностях развалин какого-то шато. Как обычно, немцы хорошо окопались. Была и колючка, разумеется, и снаряды её не повредили. И в Гоммекуре было особенно грязно, так что наступление развивалось медленно. Десмонд…

Ватсон выбрался из постели, одёрнул ночную сорочку и встал позади неё, положив руку на плечо.

– Кажется, я знаю остальное. Мне не стоило спрашивать.

Её рука легонько прикоснулась к его руке:

– Вы не знаете остального, майор. Его принесли в мой госпиталь, в мою палату. Как будто кто-то там, наверху, насмехался надо мною. «Ты посмела заниматься любовью с этим человеком? Ну-ка, что ты теперь о нём думаешь?» Ему было так больно, так больно. И я дала ему морфий. И ещё морфия. И ещё. Пока… – Из её груди вырвался всхлип: – Я убила его.

Ватсон сжал плечо миссис Грегсон. На ощупь оно казалось твёрдым.

– Или, я думаю, вы просто ускорили его уход. Храни его Господь.

– Это не… – Она сглотнула комок в горле: – …Это не самая худшая часть, майор.

– Такие вещи происходили сотни, тысячи раз. Помните, как я впервые увидел на фронте смертельно раненного человека? Я изо всех сил старался спасти его, забыл про остальных пациентов, а потом…

– Я написала его жене.

Слова были подобны колокольному звону. За ними последовала тишина, и лишь умирающее эхо короткой фразы звучало по углам комнаты.

– Зачем?

– Я написала ей как медсестра. Сказала, что он ушёл с миром. Что он был храбрым и вновь и вновь отдавал свой долг стране. Что он любил её и их ребёнка и часто о них говорил.

– Это был добрый поступок.

Она хмыкнула:

– Это был эгоизм. Попытка продлить мою связь с ним, пусть и вот так… опосредованно.

– Но никто не стал бы укорять вас за это. Вы же не упоминали…

– Нет, – перебила миссис Грегсон. – Нет, разумеется, нет. За кого вы меня принимаете?

«За женщину, которая скорбит по своему возлюбленному», – подумал он, но вслух не сказал.

– Она попросила о встрече, когда я в следующий раз приеду домой в увольнительную. Просто чтобы услышать о его смерти из первых уст.

– Чтобы ощутить сопричастность.

– Так я решила. – Она повернулась на своём стуле и посмотрела на него снизу вверх. – В тот момент, когда я заговорила с ней о Десмонде, она поняла. Я это увидела по глазам. Она всё поняла. Как? Как такое могло случиться?

– Миссис Грегсон, вы, возможно, самая мудрая женщина из всех, кого я когда-нибудь встречал. И я делаю вам комплимент. Даже Шерлок Холмс снял бы шляпу перед вашей наблюдательностью и способностью к дедукции. Я это говорю как тот, кто зачастую удостаивался прискорбно низких оценок по его стандартам. Но…

– Но что?

– В тот момент, когда вы произнесли его имя – Десмонд, – я тоже понял, что вы были любовниками. Не просите меня анализировать причины. Холмс рассказал бы про интонации, модуляции и мелизмы[98]. Я же просто услышал теплоту. Моя жена говорила об одном пилоте… о, я уверен, ничего не было. Но что-то в её голосе заставляло меня чувствовать, как вокруг сердца обвивается зелёный змей. Восхищение, нежность. Как я уже говорил, она могла увлечься образом этого человека: лихой авиатор, повелитель небес, отрицающий смерть, – и какой-то заурядный доктор…

– Едва ли, – возразила она, недоверчиво хмыкнув. – Знаменитый доктор Ватсон? «Заурядный»?

– О, к тому моменту я сделался таковым, если не считать тех редких случаев, когда мой друг меня вызывал. Уверен, её безрассудная влюблённость угасла бы со временем, но… как вы знаете, она была убита. Однако вы уж мне поверьте, тайную страсть куда сложнее держать в секрете, чем вам кажется. Как она себя повела? Жена?

– Она была со мной безупречно мила. Вежлива. Я и не догадывалась ни о чём. Потом она написала письмо начальнику медслужбы, а копию отправила моей госпитальной руководительнице и обвинила меня… В общем, она всё представила так, словно я пришла к ней, чтобы позлорадствовать.

Осуждать вдову было так же трудно, как порицать миссис Грегсон. Такие поступки всегда казались правильными в момент совершения. Ватсон по-прежнему сожалел о том случае, когда они с Холмсом сильно повздорили из-за его собственного возвращения на медицинскую службу, но оба были убеждены – видимо, до сих пор, – что правда на их стороне.

– Мне жаль.

– Меня исключили из добровольческого медицинского подразделения, разумеется. У семьи ведь были хорошие связи. Я думала, что никогда больше не вернусь к сестринскому делу. Я пыталась заняться кое-чем более… механическим, как вы знаете.