Читать книгу "Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев"

Откликнулись все члены бюро с «принципиальной» оценкой моего выступления на пленуме ЦК. Особенно постарались Воронина и Промыслов. Прасковья Воронина из кожи лезла вон, чтобы доказать, что «Егорычев – сукин сын».

Выступил на бюро и я с заявлением об освобождении и переводе на другую работу. Бюро МГК удовлетворило мою просьбу и приняло соответствующее постановление.

В. И. Туровцев: 24 июня в отдельном кабинете часов в 11 утра собрались члены бюро на внеочередное закрытое заседание. Я ожидал, что будут представители ЦК партии. Однако никаких представителей из ЦК не было. И это меня несколько удивило. И только потом я понял, почему их не было.

Заседание бюро началось с того, что Егорычев зачитал напечатанное на машинке свое заявление… В этом заявлении он очень коротко сказал, что он неудачно выступил на пленуме и потому считает свое дальнейшее пребывание на посту первого секретаря невозможным.

Когда Николай Григорьевич зачитал свое заявление, смотрю, Промыслов вытаскивает из стола огромный блокнот. Надо сказать, что он плохо видел и его помощник всегда писал ему выступления громадными буквами.

Промыслов начал свое выступление с того, что товарищ Егорычев за последнее время зазнался, что он осуществлял мелочную опеку Моссовета, что он пытался командовать Моссоветом, вплоть до того, где какой светофор поставить, и вообще сковывал инициативу у работников Моссовета. И поэтому он считает, что нужно удовлетворить просьбу Николая Григорьевича Егорычева и освободить его от обязанностей первого секретаря горкома и члена бюро. Все это звучало гораздо резче, чем я сейчас воспроизвожу.

После его выступления смотрю – секретарь горкома Дементьева Раиса Федоровна вытаскивает тоже из стола блокнот и начинает читать, что Николай Григорьевич Егорычев последнее время зазнался, оторвался от секретарей, не советовался с ними, принимал единоличные решения… Короче говоря, она считает, что мы должны удовлетворить просьбу товарища Егорычева и освободить его от обязанностей первого секретаря Московского городского комитета партии.

Потом гляжу – Воронина Прасковья, которая была первым секретарем Бауманского райкома партии и членом бюро МГК и которую Егорычев выдвинул на свое место в Бауманском райкоме! Эта Воронина всегда везде и всюду взахлеб хвалила Егорычева. А тут вдруг тоже начинает читать по написанному, что товарищ Егорычев, когда еще был первым секретарем Бауманского райкома партии, допускал принятие самостоятельных решений, он не прислушивался к мнению других секретарей райкома, не прислушивался к мнению членов бюро, у него были элементы бонапартизма. Короче, Егорычев должен быть освобожден от обязанностей.

Дошла очередь и до меня… Я сказал, что считаю, что Николай Григорьевич внес очень много полезного в работу Московской партийной организации и главная его заслуга в том, что он внес колоссальный вклад в развитие внутрипартийной демократии. При нем стали возможны свободные партийные дискуссии, свободные выступления, свободные обсуждения вопросов и на бюро, и на пленумах горкома. И что он никогда, ни разу, я не могу привести ни одного факта, чтобы он за какое-то неудачное выступление, содержащее даже критику в адрес первого секретаря горкома, осуществлял какие-то методы преследования или проявил недоброжелательное отношение потом к человеку.

Было видно, что Николай Григорьевич, когда был на этом бюро, уже твердо решил для себя, что он уходит из горкома. Но мне показалось, что он еще надеялся, что бюро его поддержит хотя бы морально.

Но я, к сожалению, был единственным, кто поддержал Николая Григорьевича. Подавляющее большинство членов бюро проголосовали за удовлетворение просьбы Егорычева об освобождении его от обязанностей первого секретаря горкома партии…

Мне запомнились только эти три выступления, которые так потрясли меня. Эти трое доставали тексты и шпарили по написанному. Может быть, кто-то еще выступал в защиту Егорычева. Но я не помню. И не хочу сочинять.

А. И. Вольский: В бюро были разные люди. Поскольку Генеральный секретарь дал команду Егорычева сменить, абсолютное большинство членов бюро подтвердили: «Да, вам надо уходить». Мы, молодые – я и Василий Трушин, – выступили «против». Я выступил против ухода Егорычева и нисколько об этом не жалею. Причем я говорил вроде бы со знанием дела, потому что я проходил сборы в военных дивизиях Подмосковья, многое видел, и сказал, что Егорычев совершенно прав.

Но мы были лишь кандидатами в члены бюро МГК и не имели права голосовать.

Т. П. Архипова: Как нам рассказывали, выступавшие члены бюро МГК обвинили Егорычева, что он пошел на пленум, не посоветовался с бюро горкома о содержании своего выступления. Ведь он же не директор горкома, а избранный первый секретарь. Вот за это его и критиковали, и тут, как говорится, ни убавишь, ни прибавишь. Но были и такие, как та же Воронина, которые критиковали его так, будто он состоял из одних ошибок, что в корне неправильно.

В. И. Туровцев: В первое же воскресенье после освобождения Егорычева я приехал на рыбалку, раскинул удочки – а день был прекрасный, солнечный. Но настроение у меня невеселое, хотя я понимал, что против ЦК не попрешь. Я сидел и в ожидании клева наблюдал за поплавками.

Вдруг подъезжает черная «Волга», из нее выскакивает человек и бежит ко мне. Когда он приблизился, я узнал в нем члена военного совета Московского округа ПВО Николая Васильевича Петухова. Он подбежал ко мне, вытащил из портфеля дрожащими руками бутылку коньяку, ни слова не го воря взял две кружки, налил себе и мне, а потом дрожащим голосом начал рассказывать:

– Виктор, ты знаешь, что было, что было!!

– Да чего ты такой психованный? Что произошло?

– Ты знаешь, как нас таскали в ЦК! То к Савинкину – заведующему Отделом административных органов, то к секретарям – по очереди, то к одному, то к другому, вплоть до Суслова.

– Ну, чего же вас таскали?

– Спрашивали: «Кто из вас дал Егорычеву материал о том, что противовоздушная оборона Москвы ненадежна? Ведь это же его заявление было на пленуме! Он же не мог этого из головы придумать? Значит, кто-то из вас это ему рассказал. Признавайтесь!» И ты знаешь, с таким напором да с такими словами на меня и на командующего обрушивались. И эти вызовы шли непрерывно в течение всей ночи – то к одному, то к другому. Вопрос только один: кто дал материал Егорычеву? Ты понимаешь, какое мое состояние. Давай выпьем!

Безмолвный пленум МГК

27 июня собрался пленум горкома партии. На нем присутствовали член политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, секретарь ЦК КПСС И. В. Капитонов и кандидат в члены политбюро ЦК В. В. Гришин. Председательствовал на пленуме секретарь МГК КПСС В. Я. Павлов.

Пленум никому не доставил хлопот. Поскольку «наверху» было решено провести этот пленум без прений, он прошел молча. Без вопросов и аплодисментов. Суслов выступил, сказав, что, мол, товарищ Егорычев попросил, чтобы его освободили от обязанностей первого секретаря МГК. ЦК его просьбу принял. И в связи с переходом на другую работу предлагает Пленуму его освободить. Ни о пленуме ЦК, ни о моей речи он не сказал ничего. Видимо, решили пленум провести в сжатые сроки, чтобы ничего «такого» не вышло.