Читать книгу "Эммануэль. Верность как порок - Эммануэль Арсан"

«Эти иллюзии слишком хороши, чтобы я от них отказалась. В мире существует достаточно мужчин и женщины, которых заботит исключительно их ничтожное эго. Нет надобности пополнять их ряды!»

Бывший марамуйский затворник тоже совсем не сожалел о своем желании выйти в люди. Приняв это поспешное и бесповоротное решение, Лукас теперь думал лишь об одном: как бы еще угодить гостям? Какие еще удовольствия он мог им подарить?

От этих мыслей его отвлекла Аурелия, а точнее, ее поведение. Было очевидно, что куда больше внимания она уделяла Марку, нежели каким-то лабораторным склянкам.

«Нельзя сказать, что Аурелия весела или рада, однако, когда она смотрит на Марка, ее глаза прямо-таки сияют! – пробормотал Лукас. – Более того, я бы сказал, что она пожирает его своим взглядом. Подобные эмоции необычны для женщин ее типа. Они-то скорее влюбляют в себя, чем влюбляются сами».

И потом, не так давно, говоря о Марке, Аурелия произнесла следующую фразу: «Я не воспринимаю его ни как мужа, ни как любовника», тем самым ясно давая понять, что никакого будущего у них и быть не может. Что ж, либо у Лукаса наступило временное помрачение зрения, либо Аурелия теперь действовала наперекор собственным словам. Интересно почему?

Первые минут пятнадцать после их приезда она вела себя как обычно, демонстрируя сдержанное дружелюбие и независимость. Но потом, совершенно внезапно, ее будто подменили.

Быть может, причиной тому был некий загадочный лабораторный эффект? Ведь и место, и сама ситуация были просто идеальны для того, чтобы Марк ответил Аурелии взаимностью, доказав тем самым, насколько он любит Эммануэль. Продемонстрировать, что он способен любить тех, кого любит она, и несказанно ее этим обрадовать.

Осанка, манера держаться и говорить сейчас выдавали в Аурелии опытную охотницу, одержимую лишь одной, только что пришедшей в голову идеей: поймать оленя-недотрогу.

Удивленный Лукас зачарованно следил за тем, как Аурелия взяла Марка за руку и больше ее не выпускала; как она увлекла его в узкий проход между шкафами с пробирками, настолько тесный, что вдвоем они могли там поместиться, лишь плотно прижавшись друг к другу; как ей чудом удалось расстегнуть верх блузы, так что обе ее груди оказались во власти рук мужчины; как Аурелия попросила Марка обнять ее за талию и посадить на одну из полок, а сама задрала юбку, обнажив свои бесконечно длинные идеальные ноги вакханки, так резко вторгшиеся в это святилище науки; как, наконец, блаженно откинулась назад и, не зная, как еще выразить захлестнувший ее порыв страсти, закинула ноги Марку на плечи…

* * *

Доверчиво застыв в этой позе, она дожидалась реакции Марка, надеясь, что в этой череде чистых случайностей он возьмет инициативу в свои руки.

Прозрел ли он в тот момент, когда безупречные ноги коснулись его тела? Осознал ли он, что нужно было быть полнейшим тупицей, чтобы отказаться от столь соблазнительного подарка? Или, быть может, осознание того, что святая святых Лукаса наконец открылась ему, преисполнило его душу возбужденным желанием соответствовать таинственной обстановке лаборатории? Понял ли он в тот момент, что слишком долго противился доводам жены, и теперь хотел искупить свою вину?

Эммануэль заметила перемену во взгляде своего мужа. Она слишком хорошо знала этот взгляд. Это был знак, предшествующий кульбиту (в прямом и в переносном смысле), который тот совершил в один прекрасный день на залитой солнцем поляне средь листвы, цветов, фруктовых деревьев и кустов ежевики.

«Только бы в нем снова не взыграла его сельская натура!» – взмолилась Эммануэль.

Краем глаза она увидела, что Жан питал те же надежды. Но Марк был в явной растерянности: лабораторные полки куда меньше привлекали его, чем шеврёзские чащи.

Тогда Лукас подумал, что, если всем присутствовавшим так уж хотелось любви, почему бы ему не помочь им перейти непосредственно к вожделенному акту.

Стараясь не думать о том, какую чепуху он несет, Лукас громко объявил своим гостям, что наверху можно посмотреть на удивительный голографический прибор и что лифт может единовременно перевозить не более трех человек.

– У него есть и другой недостаток, – добавил он, – механизм реагирует на команды, произнесенные либо моим голосом, либо голосом Эммануэль. Поэтому первыми в лифт нужно зайти Марку и Аурелии.

Эта нелепая по своей сути логика тем не менее произвела незамедлительный эффект. Не успели эти двое опомниться, как Лукас мигом отвез их к себе в апартаменты на верхнем этаже. Там он театрально хлопнул себя по лбу и воскликнул так, чтобы это звучало более-менее убедительно:

– Чуть не забыл! Мне нужно спуститься к Жану: он обещал помочь мне с починкой осциллографа.

Но прежде чем произнести команду «Down!»[62], он добавил:

– Предупреждаю, это может занять некоторое время. Располагайтесь, а мы потом к вам присоединимся.

* * *

Сорок минут спустя Эммануэль, Лукас и Жан сели в лифт, опасаясь одного и того же: уж не застанут ли они Аурелию и Марка за платоническим обсуждением искусства или чего-то подобного?

Войдя в комнату, троица с облегчением дружно вздохнула.

Однако новоиспеченным любовникам это совсем не помешало. Их буйные утехи проходили на узкой полоске ткани на полу, чью спартанскую жесткость Эммануэль несколько месяцев назад ощутила сама. Их нагота проглядывала из-под красно-черного покрывала, и это еще больше убедило Эммануэль в мысли, что цвета эти по праву считаются счастливыми.

* * *

Ликование, обуревавшее Лукаса от созерцания всеобщей эротизации, начинало его понемногу беспокоить:

«Только вот не стоит думать, что мне воздастся по заслугам!»

Это проявление скромности навело его на другую мысль:

«Облегчив Аурелии контакт с Марком, я всего лишь исполнил свой долг любовника».

Он также отметил про себя, что Жан, как соучастник, способствовал их соитию ничуть не меньше.

«Иначе это был бы просто абсурд. Каков смысл в любви без сговора? И каков интерес? Даже мазохист на такое бы не согласился!

Что же касается Эммануэль, то она продолжает получать подарки! На этот раз Марк и Аурелия подарили ей свое соитие».

Он углубился в воспоминания:

«Она на это уже и не рассчитывала. Более того, для Эммануэль это даже стало частью ее теории. Та одержимость, с которой Марк и Аурелия поддерживали дружеские отношения, отказываясь вступить в любовную связь, воспринималась ею как некая особая степень личной свободы. Так что Эммануэль отрадно было видеть, как с каждым днем их отношения становились все интимнее. Она поняла, что и у шкалы свобод есть свои сюрпризы».

Он подумал:

«Впрочем, так можно сказать и о попытках измерить любовь».

Он встрепенулся: