Читать книгу "Путь наименьшего сопротивления - Роберт Фритц"

Настоящая революция

Наконец-то революция свершилась. Она созвучна с тем, что сделал Генри Форд в начале XX века. Мало кто может представить, каким был мир до Форда, сделавшего доступным для масс персональный транспорт. До того только богатые люди могли позволить себе иметь автомобиль. Форд изменил лицо сначала Америки, а затем и мира. Планета стала более доступной для людей. Они получили возможность запросто выбираться из дома и объезжать города и веси. Зачинщиками нынешней революции стали Стив Джобс и другие молодые люди, которые вместе с ним разработали компьютер, доступный массовой аудитории. Признаюсь, мы родом из той эпохи, когда компьютер олицетворял все презренное, что есть в технологиях: получившее силу закона бюрократическое мышление, увековеченное мощью машины.

Как-то вернувшись домой из поездки, я купил себе Macintosh и установил на нем цифровой интерфейс всех музыкальных инструментов, создав электронную музыкальную студию у себя дома. Технологии произвели коренные перемены в этой области. Сегодня большая часть музыки для кинофильмов создается на компьютерах и электронных инструментах, которые звучат так же душевно и чувственно, как в саундтреке к фильму «Полиция Майами, отдел нравов». На «Технологиях творчества» мы используем как IBM (для ведения бизнеса), так и Macintosh (для творчества). Мы – одна из многих компаний, которые полагаются на компьютеры так же, как прежде – на пишущие и копировальные машины. В последние годы технологии претерпели изменения и стали намного доступнее для пользователей.

Компьютерные технологии превратились в мощный фактор демократизации. Технологии, которые раньше воспринимались как нечто ограничивающее возможности, открыли нам другое лицо – умного, энергичного и способного друга, на которого можно положиться в отважном путешествии от мечтаний к созиданию. Моему поколению удалось лишь одним глазком заглянуть в будущее, получить беглое представление о новых источниках креативности, которые наши дети будут воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Одно из основных отличий между нынешней эпохой технического прогресса и эпохой индустриальной заключается в местоположении власти.

В индустриальную эпоху власть находилась в руках кучки избранных. Большинству людей приходилось подстраивать жизнь под нужды промышленности: они селились близ фабрик и заводов. Здесь же кормилась местная экономика. Между рабочими, хозяевами магазинчиков, представителями властей и компаний складывались запутанные отношения. В новую технологическую эру власть переходит в руки возрастающего количества людей. Перед нами открывается широкий выбор: где работать, где жить, как организовывать свою жизнь и жизнь своего сообщества. По тому энтузиазму, с которым я говорю о компьютерах, вы можете заключить, что я рассматриваю их как спасительную силу эпохи. Но это не так. Если полагаться только на них, то можно оказаться в тупике. Если бы компьютерные технологии были единственным фактором прогресса, тогда у нас было бы не так много оснований рассматривать их как цивилизационную силу. Существуют и другие силы.

Другая сила

Интересно: какая сила смогла преобразить Китайскую Народную Республику и за 20 лет превратить ее из деспотической коммунистической державы в страну, где виден четкий тренд к предоставлению все больших свобод? Ответ: успешный пример Японии. Став одной из мощнейших экономик, Япония показала Китаю, как велика сила предпринимательства. Само по себе свободное предпринимательство – всего лишь экономическая система. Но оно порождает потребность и в других свободах. Сегодня Япония – доминирующая экономическая сила в Азии, и другие азиатские страны, даже те, которые находятся за «бамбуковым занавесом», как говорили раньше, начинают экспериментировать со свободой предпринимательства и другими формами свободы. Никто из архитекторов американской внешней политики в послевоенный период не мог представить такого хода событий.

Свободное предпринимательство имеет в Китае долгую традицию, олицетворение которой – ловкие и работящие китайские иммигранты, вкладывающие свою энергию в развитие бизнеса по всему миру. Однако подавляющее большинство огромного населения Китая выросло в условиях коммунизма, и ему знакома только коммунистическая система. Мао Цзэдун был мастером политических революций. В 1949‑м, когда стало понятно, какое будущее уготовано Китаю, все заговорили об угрозе, исходящей от этой страны. Как нам объясняли в школе, доктрина маоизма могла распространиться по всей Азии. В этом заключалась известная «теория домино»: если Китай станет коммунистическим, то станет коммунистическим и Индокитай, а затем Корея, Лаос, Вьетнам, Камбоджа и Таиланд. За ними последуют Филиппины и Индия. Тогда уже и Япония с Австралией могут не устоять. Эта теория сгубила много невинных жизней[46]. Возможно, сгубила напрасно, и от этого трагедия становится еще горше.

Хотя Мао знал, как устраивать революции, он не знал, как управлять страной с самым многочисленным населением в мире. Он пытался насаждать свои политические взгляды среди населения, но понял, что терпит неудачу, и тогда придумал интересный ход: устроил еще одну, успешную, революцию. Культурная революция – «патент» Мао. Избавь страну от всех деятелей искусства, учителей, мыслителей и интеллектуалов! Пошли их в деревню, чтобы они осознали, в чем разница между марксизмом и маоизмом, и разобрались, чем отличаются ценности «пролетариев» от ценностей «крестьян»! В определенном смысле Культурная революция была более драматичной и пугающей, чем первая китайская революция.

Изначально было два лагеря: с одной стороны – диктатура Чан Кайши, с другой – Мао. Большинству китайцев было все равно – что националисты, что коммунисты. У Культурной революции не было такого врага-злодея, как Чан Кайши. Чан был идеальным символом всего, против чего устраивалась первая революция. Отстранение его от власти можно было рассматривать как прогресс. Но менее чем 20 лет спустя, в 1966 году, другой такой идеальный символ найти было сложно. И тогда новым врагом избрали индивидуализм, ставший синонимом разложения. Пафос революции был направлен против всего, что можно было заклеймить как упадничество, что отличалось от «крестьянских ценностей». Сравните то время с настоящим. Недавно я смотрел сюжет о Китае. Свободное предпринимательство – растущая тенденция, особенно среди крестьян. «Упадничество» повсюду – в форме японских стереосистем, стрижек на западный манер. Неужели это результат Культурной революции?! Знай об этом Мао, перевернулся бы в гробу.

Один молодой китаец, у которого телевизионщики брали интервью, говорил о новом радиоприемнике и любви к рок-музыке.

– Что бы сказал на это Мао? – спросили его.

– Кто? – переспросил парень.

– Мао Цзэдун, – уточнил журналист.

– Откуда мне знать! – прозвучал ответ.