Читать книгу "Знахарь-2, или Профессор Вильчур - Тадеуш Доленга-Мостович"

Люция пришла в отчаяние.

— Что же мне делать?!

Пан Юрковский громко крякнул:

— Ну, ничего не поделаешь, доктор должен ехать сам. Гостеприимство гостеприимством, ужин уже на столе, но я понимаю, что задерживать я не имею права.

— Конечно, нет. Очень жаль, но что тут поделаешь, — согласилась его мать.

Павлицкий пожал плечами.

— Доктор Каньская, мне кажется, ваше беспокойство излишне. Час промедления или даже больше не сыграют роли.

— Ну, хорошо, — рассудил пан Юрковский. Съедаем ужин в темпе мазурки и поехали!

Пани Юрковская проводила Люцию в свою комнату и там просто заставила переодеться в платье дочери, предварительно натерев ее каким-то домашним средством, якобы помогающим при укусах комаров. Когда они вошли в столовую, Павлицкий, хозяин и еще какой-то гость уже сидели за столом. Доктор ни разу не обратился к Люции, вообще не разговаривал и

сидел насупившись. Поскольку хозяин торопил, ужин закончили в течение получаса, а пятью минутами позднее они уже сидели в бричке. Неожиданно для всех пан Юрковский оказался на крыльце в шапке и крикнул кучеру:

— Освобождай козлы, ворона! Сам повезу. Вскакивая на козлы, он повернулся к Люции и Павлицкому.

— Тащился бы черт знает сколько, а я люблю кавалерийскую езду.

Он засмеялся и стрельнул кнутом над лошадиными спинами. Бричка дернулась так, что пассажиры откинулись назад. Лошади с места пошли рысью.

Это была действительно кавалерийская езда. Поскольку середина дороги, а местами дорога по всей ширине была настолько песчаной, что колеса погружались до самых осей, пан Юрковский ехал по краю, а там, где ров был мельче, то и рвом или съезжал прямо на поле. Лошади по-прежнему шли рысью. Люция изо всех сил держалась за металлические поручни. Павлицкий, подпрыгивая на ухабах, проклинал себе под нос эту дорогу. Они вздохнули с облегчением лишь тогда, когда дорога, наконец, пошла между двумя холмами. Здесь нужно было ехать очень медленно, даже темперамент кучера ничем не мог помочь. Такого пути было километра два. Пан Юрковский завязал с Люцией разговор, расспрашивая ее о больнице, о том, что заставило ее покинуть Варшаву, не собирается ли она туда возвращаться и, наконец, замужем ли она.

— Вы меня извините, что я так бесцеремонно обо всем спрашиваю, но я неотесанный простой мужик: что на уме, то и на языке. Не судите меня за это строго.

— Вовсе нет. Я не сужу вас строго, — вынуждена была улыбнуться Люция.

Этот молодой человек показался ей очень симпатичным. Она чувствовала к нему искреннюю благодарность за его живое и сердечное участие в ее беде.

Люция старалась завязать разговор с Павлицким. Она дрожала при мысли, что Павлицкий, даже имея сыворотку, не преодолеет своей неприязни к профессору и скажет, что ее у него нет. Нужно было добиться его расположения, а это оказалось сложной задачей: отвечал он односложно и неохотно.

Поскольку дипломатический подход не дал результатов, Люция решила поговорить с ним откровенно и прямо, не избегая щекотливой темы.

— Вы знаете, — обратилась она в какой-то момент, — мне кажется, что вы затаили обиду на профессора Вильчура. Это странно и непонятно для меня.

— Никакой обиды, — пожал плечами Пав-лицкий.

— Однако я не могу понять: за что? Поверьте мне, что профессор Вильчур всегда хорошо отзывается о вас. Вы даже не представляете, какой ангельской доброты этот человек.

— Я незнаком с ним близко, — буркнул Павлицкий.

— А почему? Или вы считаете, что это принесло бы вам какой-нибудь вред?

— Нет, наоборот, почет, — иронически склонил голову он. — Почет, которого я не заслужил.

Люция сделала вид, что не уловила иронии в его голосе.

— В больнице у нас часто бывают пациенты, которые лечились у вас. И почти всегда профессор рекомендует им пользоваться теми средствами, которые были прописаны вами. Профессор считает вас очень хорошим врачом. Когда строили больницу, он сам говорил, что надеется, что и вы когда-нибудь заинтересуетесь ею.

— Считаю это излишним, — ответил Пав-лицкий. — Пан профессор и вы… мне кажется, этого достаточно. Впрочем, меня об этом никто не просил, а сам я не хочу быть навязчивым. Я не люблю, чтобы меня называли незваным гостем.

— Вы ошибаетесь! — живо запротестовала Люция. — Не только я, но и профессор с благодарностью бы встретил и принял ваше сотрудничество.

— Я позволю себе усомниться в этом, — заметил он холодно.

— Но почему?

Он повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза.

— Вы хотите, чтобы я был откровенным?

— Очень прошу вас.

— Я действительно обижен как на профессора, так и на вас, обижен на вас обоих. Вы приехали сюда, где единственным врачом был я. Разумеется, я не хочу сравниваться с профессором: он — большой ученый, я — скромный сельский врач. Я даже с вами не хочу сравниваться, потому что, практикуя в столичных клиниках, вы имели возможность познакомиться с новейшими методами и средствами лечения. Но я был глубоко оскорблен вашим пренебрежительным отношением ко мне. Можно было пренебречь мной. Но ведь могли же вы быть настолько вежливы, чтобы не показывать этого!

— Побойтесь Бога! Это какое-то недоразумение! Каким образом мы оказывали вам свое пренебрежение, которого у нас нет по отношению к вам?

— Очень просто. Я не говорю о том, что вы могли бы мне нанести визит; для меня было бы достаточно и того, чтобы профессор прислал мне открытку с пожеланием его навестить. Нет, это было откровенное желание не иметь никаких контактов со мной. Ох, пани, у меня ведь есть свидетели того, как я ждал вашего приглашения. И это не кто иной, как пан Юрковский, с которым я говорил не раз; он может подтвердить.

— Истинная правда, — согласился пан Юрковский.

— Я ждал, терпеливо ждал, — продолжал Павлицкий. — Я думал, пока профессор живет на мельнице, он считает свое пребывание здесь неофициальным. А когда разошлась весть о строительстве больницы, я сказал жене: "Ну, сейчас, наверное, пригласят меня сотрудничать…" И это в вашем присутствии, пан Винценты, я говорил.

— В моем, в моем.

— Ну, и ждал, ждал целыми неделями. Наконец, слышу, что больница готова, должно состояться открытие. И вдруг получаю приглашение. Я искренне обрадовался, но смотрю на дату и вижу, что открытие назначено… что пан профессор соблаговолил назначить его как раз на тот день, когда у меня начинался съезд в городе.

Люция взяла его за руку.

— Я даю вам слово, что профессор об этом ничего не знал…

— Мне хочется верить, — сказал он с горечью.

— Вы должны мне верить.

— Однако вся околица знала, что я уезжаю. И весть об этом должна была дойти до вас хотя бы потому, что я перед отъездом уведомил всех своих пациентов, что меня в Радолишках не будет целую неделю и что в это время за медицинской помощью они должны обращаться к профессору Вильчуру или к вам. Чтобы не быть голословным, я позволю себе привести вам аж шесть случаев, когда мои пациенты во время моего отсутствия в Радолишках обращались к вам за помощью: Ямелковский, винокур из Вицкун, жена…