Читать книгу "Видение неравенства: От Французской революции до конца Холодной войны - Бранко Миланович"

трансфертов, который зависит от демографических характеристик человека или домохозяйства ( d i ); и - заданная (плоская) налоговая ставка, применяемая только к трудовым доходам. Становится очевидным, что неравенство доходов будет в значительной степени зависеть от иерархического коэффициента α i, который играет здесь ту же роль, что и собственность на капитал при капитализме. При прочих равных условиях, чем более иерархична плановая экономика, тем выше общее межличностное неравенство - лучшим примером этого, вероятно, является сталинская экономика 1930-х годов. По сути, существует только один дополнительный элемент к α i, который может играть значительную роль в распределении доходов: премия за квалификацию. Но, как уже отмечалось, в социалистических экономиках премия за квалификацию, как правило, была невелика. Как показано на рисунке 7.1, социальные денежные трансферты также не могли сильно повлиять на распределение, поскольку они были демографически обусловлены и, следовательно, довольно равномерно распределялись по доходам. Они могли играть выравнивающую роль в менее развитых социалистических экономиках, например в Центральной Азии, где пособия на детей получали крупные и (в расчете на душу населения) бедные домохозяйства, но в более развитых экономиках с небольшими домохозяйствами их перераспределительная роль была невелика. Наконец, налоги зависели от доходов от заработной платы и, будучи пропорциональными, не влияли на общее неравенство.

Рисунок 7.1. Распределение социальных денежных трансфертов по децилям дохода

Примечание: На графике показан размер социальных трансфертов на душу населения по десяти децилям распределения доходов. Равное распределение на душу населения = 1. ЧССР - Чехословацкая Социалистическая Республика.

Переформатировано из Branko Milanovic, Income, Inequality, and Poverty during the Transition from Planned to Market Economy (Washington, DC: World Bank, 1998), fig. 2.1, 17.

Можно считать, что уравнение охватывает только монетизированные доходы; поэтому следует добавить три важных источника дохода, которые оно не учитывает: немонетизированное собственное производство, которое было важно для сельских домохозяйств и которое в некоторых частях социалистического мира было значительным; субсидии на потребление, которые были эгалитарными, поскольку они в значительной степени субсидировали продукты питания, энергию и другие товары первой необходимости; и специфические нерыночные преимущества, которыми пользовалась верхушка государственной и партийной иерархии (номенклатура). Последние принимали форму доступа к дефицитным товарам, предоставляемых государством квартир и домов, субсидируемых отпусков и т. п. и могут быть включены в наш иерархический коэффициент α i, делая его больше.

На основе такого обобщенного подхода трудно сказать, обязательно ли при социализме неравенство будет меньше, чем при зрелом капитализме, учитывая социальные трансферты, основанные на потребностях, и прогрессивное налогообложение. Социализм, даже теоретически, имел двойственное отношение к экономическому равенству. Целью социализма было упразднение классов, а значит, и наемного труда, а не ликвидация неравенства доходов. (Как писал Энгельс, "действительным содержанием пролетарского требования равенства является требование уничтожения классов. Всякое требование равенства, выходящее за эти рамки, неизбежно переходит в абсурд". И как он объяснял в другом месте, еще более категорично:

"Устранение всякого социального и политического неравенства", а не "ликвидация всех классовых различий", также является весьма сомнительным выражением. Между одной страной, одной провинцией и даже одним местом и другим условия жизни всегда будут свидетельствовать об определенном неравенстве, которое может быть сведено к минимуму, но никогда не будет полностью устранено. Условия жизни жителей Альп всегда будут отличаться от условий жизни жителей равнины. Концепция социалистического общества как царства равенства - это односторонняя французская концепция, происходящая от старой "свободы, равенства, братства", концепция, которая была оправдана тем, что в свое время и в своем месте она означала фазу развития, но которая, как и все односторонние идеи ранних социалистических школ, должна быть теперь вытеснена, поскольку она не производит ничего, кроме путаницы в умах, и были найдены более точные способы представления этого вопроса.

Поэтому высокие различия в доходах не являются поводом для беспокойства, когда "справедливые" институты (составляющие бесклассовое общество) достигнуты. Логика здесь идентична логике либертарианцев или рыночных фундаменталистов: для либертарианцев, когда существует полностью рыночная система, доход может быть получен только путем предоставления ценных богов и услуг другим, и поэтому неравенство несущественно. c Или, как считал Хайек, при системе, основанной на правилах, говорить о "справедливом" распределении бессмысленно: "В свободном обществе, в котором положение различных индивидов и групп не является результатом чьего-либо замысла или может быть изменено в рамках такого общества в соответствии с общеприменимым принципом, различия в вознаграждении просто не могут быть осмысленно описаны как справедливые или несправедливые". Однако ни коммунисты, ни либертарианцы не задаются вопросом, может ли неравенство в свою очередь подорвать институты, которыми дорожит каждая из сторон.

Как правило, неравенство при социализме было меньше, чем при капитализме, причем настолько, что во многих межстрановых исследованиях 1970-х и 1980-х годов для корректировки регрессионных анализов (при контроле уровня доходов и других характеристик) применялась "переменная социализма". Более низкий уровень неравенства при социализме объяснялся более низкими премиями за квалификацию, гораздо меньшими доходами от собственности и широкими субсидиями на потребление. Конечно, сомнительно, чтобы иерархический коэффициент α i предполагал столь же высокое неравенство, как и неравенство, возникающее в результате неравномерного распределения собственности при капитализме, но в некоторые периоды (например, в 1930-е годы, в эпоху высокого сталинизма в СССР) оно, несомненно, увеличивалось за счет натуральных преимуществ, которыми пользовалась элита, и "выплат в конвертах", предоставляемых людям при различных обстоятельствах. Настоящей проблемой является то, что для этого периода у нас мало эмпирических данных. Тем не менее, Р. В. Дэвис приводит некоторые свидетельства поразительно неравномерного потребления, доступного разным слоям населения и собранного из официальных источников: например, пятистам делегатам сентябрьского пленума Коммунистической партии 1932 года на две недели пленума было выделено по 1,33 кг мяса на человека в день, в то время как максимальная индивидуальная норма мяса для простых граждан составляла 3 кг в месяц. Неравенство в распределении заработной платы, по данным официальной статистики, увеличилось в период с 1928 по 1934 год (хотя оно все еще было меньше, чем в 1914 году, перед войной).

Уравниловку, которая под русским термином "уравниловка" стала синонимом чрезмерного эгалитаризма, критиковали за то, что она ослабляет стимулы и делает рабочих ленивыми и незаинтересованными в повышении своей квалификации. В 1931 году Сталин выступил перед группой руководителей промышленных предприятий и поднял вопрос о том, что является причиной высокой текучести кадров в их коллективах. По его словам, этот вопрос был важен потому, что слишком большая мобильность работников подрывает производительность труда и внедрение новых технологий. Причины, по его словам,