Читать книгу "Поэтому птица в неволе поет - Майя Анджелу"

челюстям разъяренного бульдога.

А вот я пойду работать на трамвае, буду носить синий саржевый костюмчик. Мама поддержала меня обычной своей отрывистой репликой в сторону:

– Вот как ты решила? Ну, попытка не пытка. Сделай все, что сможешь. Я тебе много раз говорила: не получилось – значит, не больно хотелось. То есть плохо старалась.

В переводе это означало: для человека нет ничего невозможного, а хотеть в этой жизни нужно всего. Вряд ли можно было придумать отклик более воодушевляющий.

Когда я вошла в контору компании «Маркет-стрит рейлвей», секретарша сильно удивилась, да и я удивилась не меньше, увидев грязноватые стены и обшарпанную мебель. Я почему-то ждала, что панели будут навощены, а полы – устланы коврами. Не встреть я ни малейшего сопротивления, я бы, наверное, и сама отказалась работать в столь непрезентабельном учреждении. Как бы то ни было, я объяснила, что пришла по поводу работы. Она уточнила, прислало ли меня какое агентство, я ответила, что нет, и она сказала, что они рассматривают только кандидатуры из агентств.

Но на страницах объявлений утренних газет были напечатаны приглашения на должности вагоновожатых и кондукторш – я ей об этом напомнила. Тут на лице у нее отразилось такое изумление, что моя подозрительная натура немедленно взбунтовалась.

– Я хочу получить работу, объявление о которой печатали в сегодняшней утренней «Кроникл», и мне необходимо поговорить с начальником отдела кадров. – Выговаривая высокомерным тоном эти слова и осматривая кабинет так, будто это нефтяная скважина на моем собственном заднем дворе, я чувствовала, как под мышками меня колют миллионы острых раскаленных иголочек. Она увидела путь к спасению, туда и кинулась.

– Его нет на месте. И не будет до конца дня. Можете зайти завтра, если он появится, я уверена, он вас примет.

После этого она развернула стул – ржавые болты скрипнули, – давая понять, что разговор окончен.

– Могу я узнать его имя?

Она полуобернулась, разыгрывая изумление: чего это я еще здесь?

– Имя? Чье имя?

– Начальника отдела кадров.

Нас накрепко связало лицемерное стремление доиграть эту сцену до конца.

– Начальника отдела кадров? А, его зовут мистер Купер, но я не уверена, что он завтра будет на месте. Он… Впрочем, можете попробовать.

– Благодарю вас.

– Не за что.

Я вышла из замызганного кабинета в еще более замызганный коридор. На улице я один за другим прокрутила перед мысленным взором все эти удручающе знакомые шаги, которые так старательно воспроизвели мы с секретаршей – хотя до того я никогда не оказывалась в такой ситуации, да и она, скорее всего, тоже. Мы напоминали двух актрис: обе знают свои роли наизусть, но тем не менее способны искренне плакать над древними трагедиями и заливаться смехом в смешных местах.

Этот краткий и мучительный эпизод не имел никакого касательства ко мне, к истинной мне – равно как и к этой глупой чиновнице. Эта история представляла собой повторяющийся сон, который сто лет назад выдумали бестолковые белые – и теперь он терзает нас раз за разом. Мы с секретаршей напоминали Гамлета и Лаэрта в финальной сцене: из-за того что один предок нанес ущерб другому, мы теперь вынуждены биться на смертельной дуэли. Равно как и потому, что должна же пьеса когда-то закончиться.

Я не просто простила секретаршу, я пожалела ее, как сестру – жертву того же кукловода.

Сев на трамвай, я опустила в ящик плату за проезд, а кондукторша глянула на меня обычным презрительно-суровым взглядом белых.

– Проходим в вагон, проходим в вагон, пожалуйста.

Она похлопала себя по сумке.

Ее гнусавый южный выговор прервал мою задумчивость, и я заглянула на самое дно своих мыслей. Все это ложь, удобная ложь. Секретарша только прикидывается невиноватой, да и я тоже. Шарада, которую мы разыграли в неопрятной приемной, напрямую связана с тем, что я – чернокожая, а она – белая.

Я не пошла внутрь вагона, стояла на приступочке рядом с кондукторшей и злобно на нее смотрела. Мозг вопил с такой энергичностью, что от его заявления у меня вздулись вены, а рот сжался в кольцо.

Я ПОЛУЧУ ЭТУ РАБОТУ. Я БУДУ КОНДУКТОРШЕЙ, БУДУ НОСИТЬ НА ПОЯСЕ ПОЛНУЮ СУМКУ МЕЛОЧИ. БУДУ.

Следующие три недели напоминали пчелиные соты, наполненные решительностью, в леток влетали и вылетали дни. Негритянские организации, в которые я обратилась за поддержкой, перекидывали меня туда-сюда, точно волан на площадке для бадминтона. Чего мне сдалась именно эта работа? Там, где платят в два раза больше, отчаянно не хватает людей. Мелкие чиновники, к которым я смогла пробиться, сочли меня ненормальной. Возможно, так оно и было.

Центр Сан-Франциско сделался чуждым, холодным, улицы, которые я любила с задушевной фамильярностью, превратились в неведомые, злонамеренно петлявшие проулки. Старинные здания, серые рококошные фасады которых хранили мои воспоминания о калифорнийской золотой лихорадке, «Алмазной Лил», Роберте Сервисе, Джоне Саттере и Джеке Лондоне, превратились в надменные постройки, составившие гнусный сговор – не пускать меня внутрь. В трамвайную контору я ездила регулярно, будто мне за это платили. Битва ширилась. Я теперь конфликтовала не только с «Маркет-стрит рейлвей», но и с мраморным вестибюлем здания, где контора находилась, с лифтами и лифтерами.

В этот непростой период мы с мамой сделали первые шаги по долгому пути ко взаимному взрослому восхищению. Она не просила меня ни в чем отчитываться, я не вдавалась в подробности. Но каждое утро она готовила завтрак, давала мне денег на проезд и на обед, будто провожая на работу. Она полностью сознавала несправедливость жизни и то, что в борьбе есть своя радость. Ей было очевидно, что я не ищу славы, и ей было столь же ясно, что я не сдамся, пока не исчерпаю все возможности.

Однажды утром, когда я выходила из дома, она сказала:

– Сколько в жизнь вложишь, столько от нее и получишь. Вложи всю душу в то, что делаешь, помолись – а там уже садись и жди.

В другой раз она мне напомнила, что «кто себе помогает, тому и Бог помогает». Запас афоризмов у нее был неисчерпаемый, и она извлекала их на свет по мере надобности. Удивительное дело, я терпеть не могла клише, но она умела придать им налет новизны и заставить меня задуматься – как минимум ненадолго. Когда меня потом спрашивали, как я получила эту работу, я не могла дать однозначного ответа. Знаю только, что в один прекрасный день – такой же тоскливый, как и все предыдущие, – я сидела в конторе, якобы дожидаясь собеседования. Секретарша подозвала меня к своему столу, протянула