Читать книгу "Будут неприятности - Галина Щербакова"

Яблоки в вазе – из папье-маше.

Была большая картина, на которой изогнутая худенькая девочка, шар и великан с квадратными плечами.

Оля смотрела на эту картину. Картина была ненастоящая, плохая копия. Но девочка была живой. И даже будто похожей на Олю.

Глаза у Оли были расстроенные, печальные и сердитые сразу. Она взяла яблоко и запустила им в картину. Яблоко мягко шмякнуло.

Потом Оля села в кресло – настоящее, глубокое, подняла голову и не увидела потолка.

В кухне капала вода из крана, а рисованный дом напротив «зажегся огнями». Оля повернула ручку радио, и комнату заполнило «на тебе сошелся клином белый свет».

За стенами «квартиры» кто-то громко сказал:

– Верхний свет не работает… Скажите электрику.

– Он за сосисками, в буфете…

– Чтоб он подавился ими, – пожелал кто-то усталым голосом. – Никогда его нет…

Оля встала, подняла яблоко и аккуратно положила его на место.

Раздался настоящий звонок в дверь, и вошел Иван Иванович, стуча беретом по колену.

– Ты ж читала, – сказал он. – Это очень обеспеченная семья. Ничего тут особенного… Так теперь многие живут… И это ведь хорошо?

Но спросил это как-то неуверенно – про «хорошо». Как будто в чем-то сомневался.

– Конечно. Хорошо, – твердо сказала Оля, – хорошо жить лучше, чем жить плохо…

– Вот видишь, – обрадовался Иван Иванович, – понимаешь… Сама же хочешь сумасшедшие деньги. Полтораста в месяц.

– А у этих… У них сколько в месяц? – Оля показала на квартиру.

– Ей-богу, не знаю! – сказал Иван Иванович. – Ну не бедствуют…

– Но им, – ответила Оля. – Этим… Как и моим родителям… Им все время чего-то не хватает, да? Они хотят лучше еще и еще. А она… То есть я… Не хочет это понять… Так? Чего она все время базарит?

– Да она просто не хочет, чтобы родители уезжали. И все. Ничего больше. Просто хочет быть с мамой…

– Но если мама это не понимает, значит, для мамы что-то важней? Они едут за тряпками?

– Да нет… Они специалисты… Их приглашают на интересную работу… А ты в восьмом классе… И еще в музыкальной школе. Тебе надо учиться.

– Им на это наплевать?

– Они же не бросают тебя на произвол. У тебя замечательная бабушка!

– Бабушка – сволочь… Ей уже за пятьдесят, а у нее любовник. Она и собаку усыпляет…

– У собаки рак. Я тут недавно читал – животные болеют человечьими болезнями.

– А наоборот?

– Не понял…

– Ну, может человек взять и покусать кого-нибудь? – Оля смотрит насмешливо.

– Может, – сказал Иван Иванович, – только собаки и животные тут ни при чем. В человеке, знаешь, столько всего намешано… Но я тебе скажу: все в нем человеческое – и плохое, и хорошее… Все дело в том, что берет верх.

– А что у них, – Оля обвела руками комнату, – берет верх?

– Черт их разберет, – проворчал Иван Иванович. – Вникай! В человека нырнуть страшней, чем в море…

Как раз в этот момент в павильон вошли актеры, которые будут играть родителей девочки, Главный, художницы.

– Ну, дети мои! – воскликнула Актриса-мать. – В престижных домах давно все не так. Никто уже не ставит эти идиотские стенки.

– Я все делала по каталогу! – У художницы тут же навернулись слезы.

– Лина! Перестаньте! – Это Главный. – У меня тоже было ощущение чего-то не того. Разве я вам не говорил?

– Нет! – крикнула художница. – Вам понравилось! Вы мне поцеловали руку!

– Лина! – крикнула Актриса тоже. – Я ненавижу эту вашу манеру сразу плакать…

– Я не плачу! – плакала художница.

– А я плачу! – не плакала Актриса. – Потому что в этой семье ничего вчерашнего. Все послезавтрашнее… В этом же соль. Они бегущие! Они спринтеры!

Увидев Олю, она остановилась и внимательно на нее посмотрела.

– Прелесть! – сказала. – За эту девочку прощаю все остальное. Самое то! Такая маленькая очаровательная гадина. – Она прижала Олю к себе и добавила: – Не сердись. У меня у самой гадина. И сама я такая! Все такие!

Главный засмеялся и подмигнул Оле.

– Это юмор… Это ее юмор…

Актер-отец подошел к Оле и пожал ей руку. Это был тот самый мужчина, который хлопотал о билетах СВ.

– Все о'кей, – сказал он Иван Ивановичу. – Нормальная квартира. Бегущие, стоящие, лежащие. Я лично в этом не разбираюсь. Все люди, все человеки… Все блошки, все прыгают… Всех жалко… Всех удавить охота…

– Ты не человек, ты – безразмерная авоська! – кричала Актриса уже из соседней комнаты. – Стенку к чертовой матери. Это безусловно. И Пикассо – к той же матери! Девочка на шаре. Просто девочка. Двадцать два… Перебор.

Актриса стремительно вернулась, обняла Олю и отвела ее в сторону. Надо видеть глаза Оли – непонимающие, восторженные, испуганные, благодарные, влюбленные, принявшие эту сумасбродную с виду женщину раз и навсегда.

Актриса наклонилась к Оле и сказала решительно:

– Потом все про себя расскажешь! Кто папа, кто мама? Кем они работают? Все, все…

Главный просто застонал, у Ивана Ивановича почернело лицо. Актриса же поцеловала Олю в макушку, упорхнула, пнув по дороге низкое кресло на колесиках:

– Где вы нашли этого урода? Это же квартира выездных людей!

– А что значит выездные? – тихо спросила Оля Ивана Ивановича.

– Те, кто работает за границей… Ну, в общем… которым поездка туда не проблема… – Тихо: – За эту возможность перегрызают горло.

– Я поняла, – сказала Оля. – Это кино про людоедов! Кровь – рекой…

– Ничего подобного! Мылодрама.

Подошел Главный, в общем довольный.

– Ты понравилась… Примерь на себя платьице какое-нибудь и походи в нем. Пообвыкни… С ней всегда сначала трудно, а потом работает, как лошадь. – Это он Ивану Ивановичу об Актрисе, а Оле строго: – Текст выучи. Ты поняла, с кем будешь работать? Поняла? Потрясная баба, извини, детка, женщина. Великая актриса! Ух! Всех заводит вполоборота… Такой темперамент… Я уже боюсь…

– А кто может стать выездным? – спросила Оля. – Любой или что-то надо особенное?

Мужчины посмотрели друг на друга, вздохнули, и Главный не сказал – произнес:

– Надо быть лучшим из лучших. Они – лицо нашей страны – там!

– Ха! – сказала Оля. – Общий смех!

Она посмотрела на часы на стенке.

– Они не идут, – сказал Иван Иванович. – Сейчас без десяти пять…

На часах без десяти пять. Клавдия Ивановна смотрит на часы, придерживая рукой горчичник на затылке.