Читать книгу "Тени Санктуария - Роберт Линн Асприн"

Культяпка повернулся и принялся протирать полотенцем и без того блестящую стойку, незаметно смахнув с ее поверхности маленький сверток.

— А теперь скажи, зачем ты суешься в дела, подобные этому? Думаешь продвинуться таким образом? Этого не произойдет. В следующий раз, когда попадешь в подобные обстоятельства, постарайся их обойти. Или, еще лучше, вовсе в них не попадай. Я думал, что у тебя больше здравого смысла.

Ганс звонко хлопнул рукой по стойке.

— Я уже однажды хватил достаточное количество дряни, виночерпий. А теперь я скажу, что тебе нужно делать. Ненасытное Брюхо — ты возьмешь то, что я принес тебе, и свой мудрый совет, свернешь их вместе и засунешь себе в задницу! — и Шедоуспан шагнул к двери на негнущихся ногах, словно разбуженная кошка, бросив через плечо. — Что же касается здравого смысла, я думаю, у тебя его не больше.

— У меня есть дела и поважнее, — отозвался Культяпка слишком дерзко для нытика.

— Ну да! И у меня тоже!

10

Бледно-лилово-лимонный утренний свет заиграл на стенах казармы, выкрашенных в белый цвет и окрасил дворцовые парадные площадки.

Темпус работал всю ночь, подальше от владений Джабала. Он разместил своих наемников за пределами города, вне досягаемости церберов и илсигского гарнизона. Их было пятьдесят, но двадцать из них являлись партнерами, членами трех различных отрядов Священного Союза — наследство, которое оставил ему Пасынок. Эти двадцать убедили оставшихся тридцать воинов, что «Пасынки» было бы хорошим названием для отряда, а потом, может быть, и для всего войска, которым они будут командовать, в том случае, если дела пойдут так, как все они надеялись.

Он хотел сохранить отряды Священного Союза, а других внедрить в регулярную армию и в окружение Принца. Они подберут себе людей по своему собственному усмотрению и на их основе создадут дивизию, на которую с гордостью будет взирать душа Абарсиса, если только она не будет очень сильно занята богоборческими сражениями на небесах.

Темпус мог гордиться этими людьми, великолепно показавшими себя в сражении с Джабалом и после него. И этим вечером, когда он завернул за угол казарм для рабов, которые они переделывали для домашнего скота, он увидел надпись высотой в два локтя, сделанную овечьей кровью на окружной защитной стене: «Война — это все, она — король всего, и все приходит в жизнь через борьбу».

И хотя они и не смогли воспроизвести ее точно, он улыбнулся, потому что несмотря на то, что эти дерзкие слова были сказаны им в своем отрочестве, оставшемся в другом мире, пришло их время. А Пасынок по имени Абарсис и его последователи склоняли Темпуса к мысли, что, возможно (именно возможно), он, Темпус, и не был уж тогда таким молодым и таким глупым, как ему казалось. Если это так, то человек, а следовательно и эпоха, в которой он живет, склонны жить задним умом.

Теперь он и бог примирились — с него было снято проклятие и тень страдания, которое оно бросало на всю его жизнь. Все его тревоги, связанные с Принцем, утихли. Зэлбар прошел через все испытания огнем и вернулся к исполнению своих обязанностей, успокоившись и как следует призадумавшись. Его отвага вернется к нему. Темпус знал этот сорт людей.

Джабала он оставил Кадакитису. Он всегда хотел расправиться с ним таким способом, к которому прибегали все бывшие гладиаторы — к сражению один на один. Но теперь в этом не было никакого смысла, так как этот человек уже никогда не сможет нормально передвигаться, если он вообще когда-нибудь встанет на ноги.

Ведь мир вовсе не был так нелепо прекрасен, как это высокомерное летнее утро, которое не знало, что оно утро Санктуария и которое, как казалось Темпусу, должно было быть окровавленным, кричащим или наполненным мухами, жужжащими над головой. Нет, человек на своем жизненном пути не раз напарывается на шипы.

Был еще воришка по имени Ганс, который, несомненно, выражал свое сочувствие к Абарсису всякий раз, когда это было в его интересах, но так и не пришел к пасынкам, несмотря на неоднократные предложения Темпуса. Про себя Темпус думал, что он, может быть, еще и придет, что он попытается дважды вступить в одну и ту же реку. Когда его ноги достаточно остынут, он выйдет на берег зрелости. Если бы он мог лучше сидеть на лошади, то, возможно, гордость и позволила бы ему присоединиться к ним сейчас же, но пока он только насмешливо улыбался.

Ганс должен найти свой путь. Но он не являлся объектом особого внимания Темпуса, хотя тот с радостью взял бы на себя это бремя, если бы Шедоуспан выказал хоть малейшее желание помочь нести его.

Однако оставался еще не решенным вопрос с его сестрой Саймой и решать его должен был только он один, и сложность этой головоломки заставляла его лихорадочно искать возможные варианты решений, то принимая их, то отбрасывая, подобно тому, как боги засевают одно поле за другим. Он мог бы убить ее, изнасиловать, сослать или терпеть, не вступая с нею в конфронтацию.

Он совершенно не учел того факта, что она и Культяпка влюбились друг в друга. Такого с ней никогда не случалось.

Темпус ощутил внутри себя какой-то шелест — это было чувство, спрятанное в самых глубоких тайниках его души, которое подсказывало ему, что бог собирается говорить с ним. «Молчи!» — предупреждал он бога. Они чувствовали себя неловко, словно любовники после испытания разлукой.

«Мы можем осторожно забрать ее, а потом она уедет. Ты не можешь допустить ее присутствия здесь. Увези ее. Я помогу тебе», — говорил Вашанка.

— Стоит ли тебе заниматься предсказаниями? — пробормотал Темпус себе под нос, отчего Трес Абарсиса насторожил уши, прислушиваясь. Он похлопал жеребца по шее и велел ему быстро скакать вперед. Они держали путь к небольшим восточным владениям Ластела.

«Постоянство — одна из моих черт», — многозначительно звучал голое бога в голове Темпуса.

— Ты не получишь ее, о Пожирающий. Ты, кто никогда не может насытиться, в этом единственном деле ты не достигнешь триумфа. Что же такое должно произойти между нами, чтобы стало ясно, кто есть кто? Я не могу допустить этого.

«Ты допустишь», — голос Вашанки прозвучал так громко в его голове, что Темпус вздрогнул в седле, а Трес сбился с шага, укоризненно посмотрев на него, чтобы понять, что означает это перемещение веса.

Темпус остановил лошадь посреди дороги и долго сидел, не двигаясь, окруженный прохладой раннего утра, и ведя внутреннюю борьбу, в которой не могло быть победителя.

Через некоторое время он повернул лошадь и пустил ее вскачь обратно к казармам, от которых недавно отъехал. Пусть остается с Культяпкой, если ей так хочется. Она встала между ним и богом еще раньше. Он не готов отдать ее богу, и не готов к тому, чтобы вновь поставить себя под проклятие разорвать на куски то, что с таким огромным трудом было сшито и такой дорогой ценой. Он думал об Абарсисе и Кадакитисе, о непокорных людях из внутренних районов страны, и он обещал Вашанке любую другую женщину, которая должна быть избрана богом еще до заката солнца. Без сомнения, Сайма останется там, где она находится сейчас. Он позаботится о том, чтобы Ластел следил за нею.