Читать книгу "Матери - Жереми Фель"

В это самое мгновение он глумился над его лицом.

Чтобы он больше никогда не смел прикасаться своими лапами к его телу… чтобы больше никогда не пытался забраться ночью в его комнату… чтобы больше никогда не смог причинить ему зло…

Выбившись из сил, Томми бросил возле обезглавленного трупа то, что осталось от головы, чувствуя, как собственная кровь бежит у него по жилам, будто электрический ток по проводам.

То был замечательный штрих, завершающий общую картину.

Норма

Норма Хьюитт всегда имела точное представление о том, какой должна быть ее собственная жизнь; на пороге юности она часами просиживала у окна, воображая, как будет жить после того, как покинет этот дом, затерявшийся среди теннессийских холмов.

Ее отец, Квентин Джеймсон, трудился в ту пору на лесопилке в Блумфилде – по ту сторону долины. А мать, Маргарет, работала секретаршей в адвокатской конторе в Ноксвилле, но потом, когда родилась Норма, стала домохозяйкой и занималась воспитанием двух своих дочерей.

Норма была на четыре года младше Элизабет. У них должен был появиться братик по имени Джимми, но судьба распорядилась иначе. Хотя о братишке они думали постоянно, заводить о нем разговор решались только по ночам, представляя, как его хрупкое тельце лежит между ними. В своем воображении они сжимали его в объятиях, чтобы он не боялся великой подавляющей пустоты вокруг.

Их отец постоянно возвращался домой поздно вечером: после работы он шатался по барам, забыв про все на свете, включая собственную семью. Две его дочурки уже спали, когда он соизволял появиться. Он неизменно принимал душ в ванной на втором этаже, затем шел на кухню и садился один за стол, а безмолвная любящая жена подавала ему ужин. Норма безошибочно угадывала, когда он переступал порог дома, – по скрипу открывавшейся двери, по его тяжелой поступи в прихожей и на лестнице, по шуму воды в душе, которая затем стекала в канализационные трубы, по звону фарфоровой посуды и голосам из телевизора, когда он садился смотреть вечерние новости. И все это сопровождалось его отвратительными отрыжками.

Когда отец находился с ними в одной комнате, он их едва замечал. Обстановка вдруг становилась нестерпимо тягостной, и никто не знал, как ее разрядить. Маргарет порой объясняла им, что отец устал после работы, что у него полно своих взрослых забот, но он их любит, хотя и не показывает этого.

Как-то вечером, когда девочки смотрели, как отец одиноко сидит на стуле в саду, Элизабет сказала Норме, что ему всегда хотелось мальчика и что смерть Джимми стала для него большим горем, которое он всячески скрывал. Что поэтому он, наверное, так себя и вел. И что им следовало с этим смириться.

Норма в это никогда не верила. Если Элизабет было необходимо утешать себя подобными мыслями, что ж, пускай. Однако отец был таким и до того, как в их дом пришла беда. Ему никогда не хотелось иметь дочерей. Вот и все.

Элизабет всегда старалась делать так, чтобы отец ее заметил, а Норме было все равно: ей казалось, он такой бесчувственный и считает мать ничтожеством потому, что его плохо воспитали. Она и представить не могла, как мать вообще полюбила этого мужлана, жирного и грубого, и что ее заставило обратить на него внимание. Ведь не мог он в то время быть совершенно другим. Эдаким стройным красавцем, скрывавшим свою серость за пылкими словами любви, которые помогли ему добиться своего.

Однако по-настоящему Норма возненавидела отца в тот день, когда она, восьмилетняя девочка, подошла к старому колодцу, находившемуся за домом, на опушке леса, хотя ей строго-настрого запретили к нему приближаться. Трава после ливня сверкала всеми цветами радуги. Неподалеку щебетали птицы. Немного помешкав, Норма с трудом отодвинула железный щит, которым был накрыт колодец: уж больно хотелось ей узнать, насколько он был глубоким. Сестра рассказывала, что он ведет к центру Земли и что по ночам из него вылезают скользкие чудища, которые только и думают, как бы ее украсть. Не отважившись поначалу слишком долго всматриваться в черную зловонную бездну, Норма бросила туда камень, потом еще один – через мгновение-другое она услышала шлепки и, смекнув, что сестра ее обманула, пустилась домой бегом, забыв задвинуть щит обратно.

На другой день, вернувшись из школы и поднявшись на крыльцо, она услышала, как где-то мяукает кошка, должно быть поранившаяся. Норма в панике бросилась искать ее у дома, но в конце концов она сообразила, что жалобное мяуканье доносится из колодца. По телевизору она как-то видела передачу, в которой рассказывали, что у кошек случаются головокружения. Значит, их кошка упала в колодец и что-нибудь себе отбила.

Норма закричала, и к ней прибежала из кухни перепуганная мать, заспанная, с растрепанными волосами.

Но она не знала, как спасти бедное животное.

Через час к ним подошел отец. Мать рассказала ему о случившемся, и он, не говоря ни слова, ушел в сарай и, вернувшись с ружьем, принялся палить в колодец. Когда громоподобный грохот выстрелов стих, снова наступила тишина.

Отец водрузил щит на прежнее место и ушел в дом, а следом за ним исчезла и мать – она надеялась избежать скандала и хотела чуть погодя вернуться, чтобы утешить Норму, которая еще двадцать минут просидела у колодца, остолбенев от ужаса.

А ночью ей приснилось, что отец стрелял в нее. Стрелял без передыху – пока не убедился, что попал ей прямо в сердце.

Через неделю, когда они с матерью возвращались с покупками домой, она увидела, что на всех деревьях по их улице висят объявления о розыске с фотографией той самой кошки – беленькой, с черными пятнышками.

Мать сделала вид, будто ничего не знает, а Норма весь вечер думала о том, чему недавно стала невольной свидетельницей.

Потом Норма не раз просыпалась по ночам от того, что ей слышалось кошачье мяуканье из колодца, утихло оно лишь после того, как она стала молиться, чтобы отец навсегда исчез из их жизни.

Точно так же. Один только выстрел из ружья. И его труп проваливается в бездну…

Норма училась в школе прилежно. По крайней мере, она старалась, чтобы родители ее не очень отчитывали. Ей особенно нравилась история, и порой она читала учебник даже перед сном.

Друзей у нее было мало, а заводить новых она даже не пыталась. Из школы она возвращалась домой на автобусе, предпочитая сидеть там в полном одиночестве в самом конце салона, а из дома она выходила только на следующее утро, чтобы снова отправиться в школу.

И вот однажды, увидев по телевизору «Вестсайдскую историю», Норма вдруг загорелась желанием научиться танцевать. Подобно миллионам юных американок, она мечтала совершить что-нибудь такое, что прославило бы ее на всю страну. Мать поначалу удивилась, но возражать не стала, хотя особой радости тоже не выказывала. Куда больше ее радовали успехи дочери в школе, а новое увлечение она считала всего лишь прихотью и всерьез не воспринимала.

Как бы то ни было, два раза в неделю Норма стала посещать школу танцев для начинающих в центре Ноксвилла. Мать возила ее туда на машине, и эти короткие поездки добавились к тем редким мгновениям, когда они могли побыть только вдвоем. Без мужчины.