Читать книгу "Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин"

Другое дело, что командарм-2 пытался предпринять тот маневр, что в иной обстановке мог принести ему победу. Штаб армии и лично генерал Самсонов рассчитывали, что отступавший перед 1-й армией враг – германские 17-й армейский и 1-й резервный корпуса – будут скованы если не соединениями 1-й армии, то, по меньшей мере, 2-м армейским корпусом. В таком случае, русский 13-й армейский корпус, двигавшийся на Алленштейн, охватывал бы фланг той германской группировки, что накапливалась против русского левого фланга (1-й и 20-й армейские корпуса при поддержке ландверных войск).

Следовательно, единство немецкого фронта разрывалось, причем одна из частей германской 8-й армии блокировалась ударами 1-й армии (или 2-м и 6-м армейскими корпусами), а вторая – уничтожалась после охвата фланга. Или, как минимум, немцы, имея против себя по фронту три корпуса (1-й, 23-й, 15-й), а с фланга – 13-й корпус, не могли не отступить за Вислу. И вновь вспомним здесь о роковом решении Ставки, изъявшей из 1-й армии один армейский корпус при сосредоточении. Войска 2-го армейского корпуса уже перебрасывались в 1-ю армию, имевшую слишком мало пехоты, а фланг 2-й армии оказался ослабленным. Весь замысел командарма-2, выстроенный на риске, рушился только уже поэтому – если даже не думать о неудачных и безынициативных действиях 6-го армейского корпуса А.А. Благовещенского.

Как бы то ни было, все решалось на левом фланге 2-й русской армии. Сражение 1-го армейского корпуса у Уздау – Сольдау стало ключом ко всей операции: владение именно этой позицией давало победу той или иной стороне. Поведение струсившего (не в смысле личной храбрости, а в смысле гражданской ответственности) Л.К. Артамонова, напрасно метавшегося в первых рядах (когда корпус уже отходил от Сольдау к границе, Артамонов осознал, что натворил, и переходил через городской мост одним из последних офицеров, под артиллерийским огнем противника), отдало победу немцам. Генерал Артамонов уже и ранее «отличался» подобным образом, что не помешало ему с началом новой войны принять под командование армейский корпус (командование – с 1911 г.). Граф А.А. Игнатьев в своих воспоминаниях упоминает, что в сражении под Сандепу во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. командующий русской армией А.Н. Куропаткин принял решение об отступлении после получения ложного донесения о крупных силах противника на фланге. Автором донесения был как раз Артамонов, а обвинили во всем части 1-го Сибирского корпуса Г.К. Штакельберга, доблестно дравшиеся по фронту наступления врага[176].

Сменивший Артамонова начдив-22 А.А. Душкевич и представитель штаба армии полковник А.М. Крымов все-таки попытались наступать, чтобы в свою очередь отрезать немцев и окружить германский 1-й корпус. В связи с определенной деморализацией войск 1-го армейского корпуса для удара предполагалось использовать части только что переброшенной к Сольдау 3-й гвардейской дивизии. Эта дивизия должна была войти в состав 23-го армейского корпуса, но не успела к сосредоточению, и потому 23-й корпус начал операцию, имея в своем составе только одну 2-ю пехотную дивизию. Эта дивизия обеспечивала как раз левый фланг центральной группы 2-й армии, то есть действовала на стыке 15-го и 1-го армейских корпусов, ближе к первому.

3-я гвардейская дивизия перебрасывалась по железной дороге от Млавы в Сольдау, дабы еще больше не забивать тылы 2-й армии, в случае сосредоточения дивизии позади наступавшей центральной группы, в составе которой действовал и 23-й армейский корпус. Теперь же гвардейцы должны были наступать, чтобы спасти всю армию. И, как казалось, контрудар имел все шансы на успех, так как теперь в районе Сольдау было сосредоточено сразу три русских дивизии против слабых германских заслонов (ландвер (отряд генерала Унгерна) и 2-я пехотная дивизия Фалька из состава 1-го германского корпуса).

Но не прошло и это. В самом начале движения командир 3-й гвардейской дивизии Л.О. Сирелиус (впоследствии, как ни странно, командовал различными корпусами), не предупредив командование, сам стал отступать вместе с прочими войсками 1-го армейского корпуса. В итоге после того, как 3-ю гвардейскую дивизию все-таки удалось остановить, русские лишь сумели выйти на хвост неприятельской правофланговой группировки, но не оттянуть немцев на себя. Теперь контрудар сорвался окончательно: ведь для того, чтобы сковать германский корпус генерала Франсуа, русским требовалось вновь взять Сольдау. А для этого было необходимо вновь форсировать реку, но теперь уже с боем и под огнем крепостной артиллерии противника.

1-й германский армейский корпус бросился далее в русские тылы, но Франсуа оставил в Сольдау сильный заслон, дабы не допустить контрудара русских в свой собственный тыл. В том числе – одну из двух регулярных дивизий в составе корпуса (2-я пехотная дивизия). Г. фон Франсуа отправил для защиты тыла своей атаки также ландверную дивизию Р. фон дер Гольца и 3-ю резервную дивизию. Со своей стороны Э. Людендорф приступил к организации переброски на правый фланг 8-й германской армии по одной пехотной дивизии из состава 17-го и 20-го армейских корпусов. Правда, Франсуа сумел собственными усилиями остановить русский контрудар со стороны Сольдау, отправив отряд генерала Мюльмана с четырьмя тяжелыми батареями перпендикулярно направлению русского движения, строго с севера. Огонь тяжелых орудий остановил русских, пытавшихся организовать контрудар и остановить прорвавшуюся в русский тыл, к Нейденбургу, германскую 1-ю пехотную дивизию генерала Конта.

В отступлении русского 1-го армейского корпуса есть и еще один странный момент. Допустим, что комкор-1, не желая нести потери под ударами тяжелой германской артиллерии на невыгодной местности, решил вывести вверенные ему войска из боя, дабы занять более выгодные позиции. Но ведь не мог же Л.К. Артамонов не понимать, что своим отходом на юг он оголяет тыл всей 2-й армии. Ведь можно же было отступать и на восток, на соединение с армией. То есть – не за Сольдау, а к Нейденбургу. Тем самым, даже отступая, 1-й армейский корпус сравнительно надежно прикрывал бы тыл армии, так как отступал бы не в сторону, а прямо перед рвавшимися в русские тылы немцами.

Отход с боем строго на восток, на сближение с 23-м армейским корпусом, прикрывавшим стык между 1-м и 15-м армейскими корпусами, означал бы, что противник ни при каком раскладе не успеет выиграть необходимых темпов операции. Тем не менее комкор-1 все же предпочел отступать на юг. И ведь нельзя сказать, что тем самым Артамонов якобы удерживал за собой железную дорогу от Млавы. Ведь, во-первых, скованный боями противник в любом случае не имел возможности ударить по Млаве. Во-вторых, комкор-1 знал, что с данного направления уже подходит 3-я гвардейская дивизия, которая сумеет удержать за собой железнодорожное полотно. Вдобавок в районе Сольдау находились 6-я (В.Х. Рооп) и 15-я (П.П. Любомиров) кавалерийские дивизии, а в Млаве уже сосредоточивались части 1-й стрелковой бригады В.М. Васильева. Это все же две пехотные и две кавалерийские дивизии (правда, П.И. Залесский после войны писал, что Рооп и Любомиров представляли из себя «карикатуры на кавалерийских начальников»). Таким образом, комкор-1 Артамонов свершил двойное преступление: не только отступил, хотя был обязан драться до последнего солдата на своих позициях, но и отступил в сторону, а не прямо перед противником, оголив врагу тыл армии.