Читать книгу "Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь - Михаил Елисеев"

Поговорим о тех русских князьях, которые сражались на берегах Сити в марте 1238 года. Трагически сложилась судьба ростовского князя Василько, попавшего в плен к монголам. По логике вещей, столь знатного пленника должны были отвести к Батыю, чтобы сам джихангир решил его участь. Очевидно, Бурундай так и поступил. Правда, остается открытым вопрос – отправил темник Василька к Батыю под крепкой охраной или же ростовский князь проделал свой скорбный путь с туменами Бурундая, идущими на соединение с ханом. Никоновский летописный свод так сообщает об этом: «Князя Василка Констянтиновичя Ростовского руками яша и ведоша его с собою до Шероньского леса, и сташа станы ту» (т. 10, с. 110). Причем не просто вели, а как сообщает Софийская I летопись, «ведоша в станы своя с великою нуждею» (т. 5, с. 215).

О том, что это была за «нужда», рассказали летописцы: «И вели его до Шерньского леса, принуждая его жить по их обычаю и воевать на их стороне. Но он не покорился им и не принимал пищи из рук их» (Из Тверской летописи). Обратим внимание на то, что князь отказывался от еды. Возможно, Василько знал восточный обычай, согласно которому человек, с которым делишь трапезу, тебе друг. Поэтому свои намерения Василько обозначил сразу: «Не вкуси ничтоже суть в руках их» (Львовская летопись, т. 20, с. 157). Очень интересную информацию сообщает «Книга степенная царского родословия», где говорится о том, почему Василько отказывался пить и есть: «Но ни брашьна ни пития тогда никако же не приять: всё бо скверна суть» (т. 21, с. 266). Раз речь зашла о «скверне», то не исключено, что князю предлагали пить кумыс, священный напиток монголов, к которому русские испытывали стойкое отвращение. Достаточно вспомнить историю о том, как Батый потчевал кумысом Даниила Галицкого. Отказываясь пить кобылье молоко и называя этот священный напиток «скверной», Василько тем самым наносил монголам смертельное оскорбление.

Голодовка для ростовского князя даром не прошла, что и было отмечено в «Книге степенной царского родословия»: «Его же лице бяше уныло от многаго томления и неядения» (т. 21, с. 266). Здесь четко прописано о том, что Василько долгое время не ел. Но это могло произойти только в том случае, если после побоища на Сити прошло несколько дней, в течение которых князя вели в ханскую ставку. Что подтверждает версию о том, что битва была 1 марта.

Как следует из текста Львовской летописи, сопровождающие Василька монголы решили склонить князя к сотрудничеству: «Нудяше его во своей воле жити и воевати с ними» (т. 20, с. 157). Рассуждения о том, что ростовскому князю предлагали сменить веру, были вставлены в летописи задним числом, чтобы подчеркнуть благочестие Василька. В действительности монголам не было никакого дела до его религиозных взглядов, для них главным было, чтобы этот богатырь воевал на их стороне: «И нудиша Василька много проклятии безбожнии Татарове в поганьскои воли их и воевати с ними» (Московский летописный свод XV века). Складывается впечатление, что сопровождающие князя люди захотели порадовать Батыя и решили заранее сломить волю Василька. Чтобы в ханском шатре князь упал в ноги джихангиру и признал его своим повелителем. Но за время пути им не удалось склонить Василька к отступничеству, и когда отряд встал лагерем у Шеренского леса, монголы взялись за дело серьезно.

Князю сразу обозначили его перспективы – либо он по-хорошему соглашается служить хану, либо его заставят это сделать по-плохому. Василько не только отверг это предложение, но высказал всё, что думает о степняках вообще и о Батые в частности: «Многа хульная изрек на царя их и на всех их» (Львовская летопись, т. 20, с. 157). Не имея возможности добраться до врагов руками, князь открыто издевался над ними, чем привёл своих мучителей в состояние бешенства. О том, как на это отреагировали монголы, свидетельствует «Книга степенная царского родословия»: «Безбожнии же проклятии Татарове скрежетаху на нь зубы своими, желающе насытитися крови его, и муки готовляху ему» (т. 21, с. 266). Василько видит, что дело зашло слишком далеко, что палачи уже приготовили орудия пыток, но остается твердым в своем решении не склоняться перед завоевателями.

Многие летописные своды, не вдаваясь в детали, просто констатируют сам факт смерти Василька, но встречается и более подробная информация. Например, Тверская летопись сообщает, что «они же много мучивше его, предаша смерти» (т. 15, с. 370). Практически дословно эта фраза воспроизводится в Львовской и Ермолинской летописях. Несколько иначе воспроизводит ситуацию «Книга степенная царского родословия», где главный акцент делается на религиозную составляющую: «Сверепии варвари, много мучивше его, и смерти предаша за исповедание Христово» (т. 21, с. 267). Как следует из текста летописей, смерть князя была медленной и жуткой.

Наиболее подробный рассказ о гибели Василька сохранился в Супрасльской летописи: «Тем же не погреши надежы своеи, о веру хрестянскую постреда; не только до крови, но и до слезного, и до последнего издыхания ни покориша сыроядьцем бездушным и не послуша ласкания их, ещё ему обещеваху, и возлюбиша бо им оканным красоты деля лица его, и того деля многу муку приносяху ему, да быша им повинуль, ово грозою и мукою, ово же ласкаюче его и дарами и ризами безьценьными. Правдива же душа его изволи паче не к тому, не токмо риз ценных съвлечеша, но и плоти стругание и кости, ино оли же и до самых мозгов изряднеи же душю в руци божи конечьным покоянием» (т. 35, с. 43). Монгольские палачи срезали с ростовского князя куски мяса до самых костей, но Василько так и не попросил пощады.

Поэт Дмитрий Кедрин в поэме «Князь Василько Ростовский» нарисовал образ русского князя – героя, не покорившегося врагу:

«Служить тебе не буду,С тобой не буду есть.Одно звучит повсюдуСвятое слово: месть!……………………………………Забудь я Русь хоть мало,Меня бы проклялаЖена, что целовала,И мать, что родила…»Батый, привычный к лести,Нахмурился: «Добро!Возьмите и повесьтеУпрямца за ребро!»

И пусть Василько с Батыем так никогда и не встретился, сама суть происходящего передана очень верно.

Тем не менее, напрашивается мысль, что князя убивать не хотели. Я уже отмечал, что судьбу такого важного и знатного пленника мог решить только хан, к которому и повезли Василька. Скорее всего, в своем желании услужить джихангиру и представить ему морально сломленного ростовского князя палачи переусердствовали и замучили Василько до смерти. А когда спохватились, то было уже поздно. Мертвого богатыря бросили в Шеренском лесу, что было отмечено в Никоновском летописном своде: «Василка же по убиении его, поверъгоша окаянии на лесе» (т. 10, с. 111).

Вскоре тело Василька было найдено местными жителями, завёрнуто в саван и спрятано, а о страшной находке доложили епископу Кириллу. Епископ распорядился доставить мертвого князя в Ростов. «И когда понесли его в город, навстречу ему вышло множество людей, проливая слезы жалостные, горюя, что остались без такого утешителя. Многие правоверные люди рыдали, глядя на погребение отца и кормителя сиротам, великого утешителя печальным, закатившуюся светоносную звезду во мраке пребывающим» (Из Лаврентьевской летописи). Василька похоронили в княжеской усыпальнице Успенского собора, под сводами алтаря Ростовского соборного храма.